Пёрышко на ладони

--- Февраль 2010-го выл ледяным циклоном. На углу Невского и Мойки, где фонари мерцали как угасающие созвездия, профессор кардиохирургии Виктор Светлов поправлял шарф у зеркала в прихожей. Отражение выдавало идеальную маску: морщины заботливого отца, жестковатая линия губ лидера отделения в Первомедклинике. За спиной, в гостиной с паркетом цвета венге, его жена Елена собирала сумку. Звякнули ключи. «Задерживаюсь на консилиуме», — бросила она, не оборачиваясь. Это были её последние слова. Через...

Глеб, мужик в годах, с крепкими руками, которые знали толк в работе, жил себе на окраине. Он, знаешь ли, не то чтобы герой, но человек с душой широкой. Вот бы все так! Говорили про него, что кровь свою сдаёт регулярно, аж с молодости. Зачем, спрашивали? "Так просто, на всякий пожарный, вдруг кому пригодится?" - отвечал он. И правда, как-то тепло становилось от таких слов. Кровь у него, к слову, редкая была, четвертая отрицательная. В больнице его почти что по имени знали. "Ой, Глеб Иванович, снова вы к нам!" - говорили медсестры с улыбкой, а он отшучивался: "Ну а кто, если не я?"...

Ой, беда... как всё завертелось. Никто б и подумать не мог, что жизнь вот так повернётся. А начиналось-то всё вроде как у людей: молодые, счастливые, любовь-морковь. Думали, что горы свернём, ан нет, жизнь свои порядки быстро наводит. Ванька каждый день с работы домой возвращался с опаской. Не жизнь, а русская рулетка: будет скандал или тихий вечер? Пять лет под одной крышей, два из них в браке — счастье с бедой в перемешку. Говорили поначалу нормально, но, что за странность, любое слово обрастало обидой, и вот уже не разговор, а крик...

– Ой, беда, – бормотала Людмила, поправляя фартук и на ходу сбрасывая дрова в буржуйку. – Василич, ты где там? Опять в кастрюлю уставился? – Да тут я, – отозвался муж из-под шатра, где уже вовсю кипела работа. Он старательно размешивал что-то в огромной алюминиевой кастрюле. – Суп доходит. Ты картошку на второе порезала? А то народ скоро валом повалит. – Порезала, порезала, – отмахнулась она, но тут же добавила, чуть тише: – Вот те на, еще и командует... Дело шло к вечеру. Фестиваль был в самом разгаре, а народ вокруг шатра толпился, словно тут не суп разливали, а самую манну небесную...

Людмила поправила платок, захваченный наскоро на выходе, и торопливо зашагала по снегу к калитке. Слышно было, как Ясень, их пес, разрывается на цепи, то ли гостей чужих учуял, то ли просто скучно стало. «Чего ты орешь-то, дурной? — пробормотала она себе под нос. — Вот бы тебя кто понял...» Калитка покосилась, петли давно просили смазки, но руки так и не доходили. Щелкнула защелка, и Людмила, поддав снег ногой, прищурилась. На участке было тихо, как и положено в такой морозный день. Лишь на крыльце остались какие-то следы...

Людка в который раз протерла пыль с рамок, где красовались её дипломы. Три штуки, один краше другого – экономист, психолог и вот, последний – юрист. Вздохнула тяжко, глянула в окно, где февральская метель закручивала снежные вихри. "Ой, беда-то какая", – пробормотала она, заметив, как по двору носится мусорный пакет, который она забыла занести в контейнер с утра. – "И что теперь с этими корочками делать?" В соседней комнате заплакал младший, Митька. Старшая, Машка, тут же закричала: "Ма-ам, он опять!" – Иду-иду, – отозвалась Людка, в последний раз проведя тряпкой по стеклу рамки...

– Здравствуйте! – раздался звонкий детский голос, и передо мной, словно чертик из табакерки, возник мальчишка с растрепанными русыми волосами и озорной улыбкой на веснушчатом лице. Я растерянно моргнула, пытаясь осмыслить происходящее. Еще минуту назад я раздраженно крутила педали, стараясь обогнать этого неугомонного велосипедиста, который выписывал немыслимые зигзаги по всей велодорожке, а теперь он, как ни в чем не бывало, знакомится со мной. Летний вечер выдался на редкость душным. После изнурительного рабочего дня в офисе я решила проветриться, прокатившись на велосипеде по парку...

— Мам, а это больно будет? — дрожащий голосок моего пятилетнего Миши эхом отразился от стерильных больничных стен. Я крепче сжала его маленькую ладошку, чувствуя, как бешено колотится мое сердце. После утренней процедуры взятия крови из пальца, которая превратилась в настоящее испытание, я и сама была на взводе. Сын до сих пор с обидой поглядывал на ранку на пальчике. — Нет, солнышко, совсем не больно. Это просто... как фотография, — я пыталась говорить уверенно, но в горле предательски першило....

— Мама, а зайчику не больно было? — спросил я, сжимая в руках тяжелую, блестящую банку сгущёнки. Она остановилась, глядя на меня удивлёнными глазами. — Какому зайчику, сынок? Я прижался к её фартуку и зашептал: — Ну... который бежал со сгущёнкой, а ты его поймала. На её лице промелькнула улыбка, но в глазах блеснуло что-то нежное, тронутое. — Ах ты мой, маленький... — Она присела, заглядывая мне в глаза. — Ну конечно, не больно. Он сам отдал. Но мне четырёхлетнему, эта её уверенность казалась обманчивой...

Сидя на кухне, я в задумчивости смотрел в чашку остывшего кофе. Вот уже полгода, как я кардинально изменил свою жизнь, перейдя на новую работу. Оглядываясь назад, я ясно видел, как это решение полностью перевернуло мое существование. Работа в прежней компании вначале казалась идеальной. Свободный дресс-код, дружелюбная атмосфера, долгие посиделки с коллегами за чаем с шутками и разговорами по душам. Генеральный директор частенько подходил ко мне, хлопал по плечу и с улыбкой говорил: "Ты просто отличный парень!" Казалось, что лучшего места и быть не может...

"Крэкс, пэкс, фэкс!" – эти слова, произнесенные усатым мужчиной средних лет, заставили меня замереть с открытым ртом. В его руках только что произошло настоящее чудо – мои скромные пятьдесят долларов превратились в пять сотенных купюр. Но давайте я расскажу всё по порядку, ведь эта история о том, как одно доброе дело может вернуться спустя годы самым неожиданным образом. Начало девяностых выдалось непростым для всех. Я тогда был совсем молодым, едва сводил концы с концами, но старался держаться достойно...

"Стой! Остановитесь!" – доносился до меня чей-то крик сквозь метель и рёв мотора преследующего меня джипа. Сердце колотилось как безумное, а в голове проносились кадры всех когда-либо виденных криминальных сводок. Я крепче сжала руль своей маленькой Ниссан Микры, пытаясь удержать машину на заснеженной дороге. Рядом на пассажирском сиденье посапывал Гастон – мой французский бульдог, абсолютно не подозревающий о разворачивающейся драме. Его присутствие немного успокаивало, хотя какой из него защитник – этот добродушный увалень, который даже на кошку ни разу в жизни не гавкнул...