Марта Ильм | Уютная проза

Старый коричневый будильник на тумбочке тикал, отсчитывая последние секунды до шести утра. Галина Васильевна вздохнула, лёжа в кровати и глядя на его выцветший циферблат. Снова бессонная ночь. Она осторожно поднялась, стараясь не разбудить Володю — мужа, который, как всегда, спал крепким сном, не подозревая, что ей снова было не до сна. Взяла халат, надела его поверх ночной сорочки и прошла на кухню. На кухне было прохладно. Старый холодильник «Мир» громко гудел. Галина Васильевна открыла дверцу,...

В коммунальной квартире на втором этаже старого дома на Таганке жизнь кипела в своём привычном ритме. Постоянные мелкие ссоры между соседями, скрипящие полы и громкое радио стали частью повседневного шума, на который уже никто не обращал внимания. Здесь жила Катя — невысокая женщина лет сорока, с коротко остриженными волосами и вечно обеспокоенным выражением лица. Она работала бухгалтером на местной швейной фабрике, каждый день возвращаясь с папками документов, которые исправно разбирала на кухне, где жужжали лампы дневного света и пахло супом...

Они сидели за столом, по обе стороны. Ирина и Валентина, две сестры, которых жизнь развела так далеко друг от друга, что, казалось, между ними уже ничего не осталось общего. Но вот они снова рядом, словно вернулись в те дни, когда делили на двоих одеяло и читали по ночам друг другу книги. Теперь на столе перед ними лежал только один документ — завещание матери. — Что ты думаешь? — тихо спросила Валентина, выдыхая дым сигареты. Она нервно затушила окурок в пепельнице, который уже третий раз пыталась загасить, словно он был ключом к решению всех проблем...

Вечер в коммунальной квартире на Красной Пресне выдался тихим. Тусклая лампочка на кухне едва освещала стол, где разложены шахматные фигуры, а рядом стояли два стакана чая с блюдцами. Вода в старом алюминиевом чайнике тихо булькала на плите, изредка выпуская струйки пара. Комната пропахла смесью чая и сигаретного дыма — этот запах был постоянным спутником вечеров Игоря и Александра, соседей по коммуналке. Игорь Николаевич, худощавый мужчина лет пятидесяти, преподававший историю в местной школе, аккуратно двигал коня...

В маленькой двухкомнатной квартире на улице Герцена было всегда шумно. Шуметь здесь умели и по поводу, и без: и из-за пролитого на скатерть чая, и из-за внезапно пропавших ключей от кладовки. Но сегодня шум был особенный — семейный, предпраздничный. Завтра — Первое мая, День труда. И, как водится, готовиться к празднику начали заранее. Нина Сергеевна уже с самого утра крутилась на кухне, щедро посыпая пол мукой. Старенькая скатерть, что досталась ещё от бабушки, легла на стол по случаю праздника...

Валя запомнила это утро на всю жизнь. То самое морозное утро начала декабря, когда они с Клавкой встретились в очереди за колбасой. Да, колбаса тогда была в дефиците, как и многое другое, но именно эта очередь запомнилась ей особенно, потому что с того дня всё в её жизни стало немного другим. Она встала затемно — пришлось, иначе могли бы не успеть. Сначала Валя, конечно, думала, что поспит ещё минут пять, но когда вспыхнула настольная лампа, подсвечивая потрескавшуюся краску на стенах, сон как рукой сняло...

В старом пятиэтажном доме на Пречистенке, в глубине тёмного двора, укрывшегося от глаз случайных прохожих, жила обычная советская коммунальная квартира. Дом этот был построен ещё до революции, стены его впитали не одно поколение жильцов, и даже скрипучие полы, казалось, помнили каждый шаг, каждый шорох, каждую глухую тоску, с которой они сталкивались. Внутри всё дышало временем — тяжёлыми, гулкими годами, которые оставили здесь свои следы: выцветшие обои с расползшимися розочками, почерневшие деревянные рамы окон, тусклый свет лампы под потолком, свисающей на длинном шнуре...

Жанна сидела на скрипучем деревянном стуле, обтянутом потёртым бархатом, и крутила в руках серебряное колечко — маленькое, почти детское, но с удивительно сложным узором. В этом кольце, как в капле ртути, замкнулось её прошлое, и сейчас, спустя двадцать лет, она никак не могла понять, почему снова держит его в руках. Осеннее солнце лилось через пыльное окно её маленькой однокомнатной квартиры в хрущёвке. Окно выходило на унылый двор, где всегда стояли одни и те же машины, в основном старенькие «Жигули» и «Москвичи»...

Нина Сергеевна проснулась ранним утром от странного, давно забытого ощущения — что её кто-то зовёт. Мягкий стук дождя по стеклу сливался с ветром, шелестевшим в старых тополях за окном. Она полежала немного, прислушиваясь к привычным звукам, и только потом поняла, что всё это ей приснилось. Сон растворился, оставив после себя лишь неясное беспокойство. Она встала, надела тёплый халат и, по привычке, проковыляла на кухню, где чайник ждал её уже несколько десятилетий. Старый деревянный дом стоял на...

Ирина стояла у плиты, помешивая кашу, когда услышала неожиданный стук в дверь. Это было раннее утро, и в её доме давно не было гостей. Она вела уединённый образ жизни — после того, как не стало её мужа Владимира, она практически ни с кем не общалась. Дом, сад, редкие поездки в город — всё это занимало её дни и давало какое-то утешение. Стук повторился, и Ирина, отложив полотенце, пошла к двери. На пороге стояла женщина. Лет сорока пяти, усталая, но с решительным выражением на лице. В её глазах была такая уверенность, что Ирина тут же почувствовала нарастающее беспокойство...

1963 год. Вера Александровна возвращалась домой поздним ленинградским вечером. Дождь мелко стучал по окнам старой коммунальной квартиры, когда она открыла тяжёлую дверь и, как всегда, попала в знакомый запах капусты, разогреваемой на общей кухне, и давно впитавшегося в обивку старого дивана табака. Все эти запахи были частью её жизни последние тридцать лет. Казалось, они не исчезнут никогда. Работа на почте приносила ей тихое, почти успокаивающее удовлетворение. Она развозила письма по районам города,...

Анна Сергеевна сидела на табурете, чувствуя, как затекают ноги и ноет спина. Казалось, что тело устало даже от этой неподвижности, но встать она не могла. В кухне стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь дрожащим тиканьем старых часов на стене. В руке она сжимала тетрадь — обложка, изрядно потёртая, была в пыли, а страницы внутри пожелтели от времени. Эти записи мужа она нашла случайно, перебирая его старые вещи, и теперь её руки не отпускали её, словно это был раскалённый кусок металла. Весь её мир, который она выстраивала десятилетиями, вдруг рухнул, рассыпавшись в прах...