Аромат Вкуса

Старик Макар поднялся на рассвете, как всегда. Спина ныла, но он знал: ферма не ждёт. Ветер с предгорий нёс не только запах полыни, но и странный звук — не то плач, не то писк птенцов, сорванных ветром с гнезда. Он направился к старому сараю, где когда-то держал коз. И замер. У порога, в грубой корзине из ивовых прутьев, лежали трое младенцев. Завёрнутые в простую, но чистую ткань цвета увядшей травы. Сердце Макара ёкнуло: «Бросили… Опять бросили». В этих местах, у дальних хуторов, такое случалось...

Меня как будто подменили после той вахты. Три месяца в промерзлой тайге, где единственным теплом были воспоминания о доме. О Людке. О её смехе, разбросанных по всей квартире заколках и запахе её яблочного пирога. Первые дни дома всё было как в раю. Людка встретила меня, как всегда, — бросилась на шею, плакала и смеялась одновременно. Пирог, конечно, испекла. Но что-то было не так. Едва уловимое. Она часто задумывалась, ловила на мне взгляд и тут же отводила глаза. А потом пошли эти странные разговоры про баню...

Подмена Свадьба была такой, какой всегда мечтала Анна: уютный зал с гирляндами, блики солнца в хрустальных бокалах, тихая музыка. Она смотрела на Никиту, своего теперь уже мужа, и все еще не верила своему счастью. Он улыбался ей через стол, его глаза сияли — или это показалось? Маленькая Лена, дочь подруги, вертелась рядом. Пятилетняя непоседа в бальном платьице, похожая на клубничку в сливках, была самой юной гостьей. — Тетя Аня, вы болеете? — вдруг спросила девчушка, подойдя вплотную и смотря на нее широко открытыми глазами...

Тишина после бури Больница «Скорой помощи» в тот вечер жила своим привычным ритмом: мерцание люминесцентных ламп, приглушенные голоса медсестер, скрип каталок. Дежурная сестра Анна Михайловна, заполняя документы, лишь мельком подняла глаза, когда дверь распахнулась. На пороге стояла девочка. Лет двенадцати, не больше. Ветер растрепал ее светлые волосы, на щеках застыли слезы или дождевые капли — понять было невозможно. Но больше всего Анну поразило то, что девочка держала на руках младенца, плотно завернутого в промокший, но чистый плед...

Конец недели в офисе «Сиринтек» был тихим, как склеп. Пылинки, подхваченные редкими лучами воскресного солнца, медленно кружили в пустых коридорах. Все сотрудники получили срочное, почти истеричное письмо от гендиректора Аркадия Петровича: «Всем явиться в субботу! Решаем вопрос выживания! Банкротство у порога!». Но явилась только Мария Ивановна, техничка. С ключами, тряпкой и неизменной сумкой-тележкой. Она тихо цокнула языком, глядя на темные мониторы и немые телефоны. «Опять ихние игры, — прошептала она...

Срок годности Дверь захлопнулась за спиной с таким звуком, будто захлопнулся гроб. Настя стояла на лестничной площадке, прислонившись к холодной стене, и не могла пошевелиться. Рядом валялась ее же собственная дорожная сумка, которую Игорь запихнул в ее же руки, не глядя в глаза. «Твой срок годности вышел» – прозвучало у нее в голове, отскакивая от внутреннего черепа, как мячик. Сухие, отчетливые слова. Как будто она была банкой консервов, йогуртом в холодильнике, а не женщиной, с которой он прожил семь лет...

Это очень сильный зачин для истории — он сразу создаёт напряжение и эмоциональную связь с персонажами. Можно развить сюжет в нескольких направлениях, но общая суть будет в столкновении холодного расчета богача с хрупкой, трагической реальностью девочки. Вот возможное развитие, которое сохраняет интригу и драматизм: Богач (назовём его, например, Артём) только что закрыл многомиллионную сделку. Эйфория, чувство всемогущества. В этот момент к нему в переулке подбегает девочка лет семи, в потрёпанном, но чистом платьице...

В наследство от деда мне достался старый, видавший виды гараж на окраине города. Ржавые ворота, облупившаяся краска, просевшая крыша. Я стоял перед этим унылым сооружением с тяжелым сердцем. В памяти всплывал дед, вечно пропадавший здесь, вечно от меня отмахивавшийся: «Не мешай, внучек, дело есть». И вот теперь это «дело» было моим. В кармане ждал своего звонка риелтор. «Продать, – решительно подумал я. – Скорее продать этот рассадник тоски и пауков». Но прежде нужно было заглянуть внутрь – просто оценить масштаб катастрофы, понять, что предстоит вывезти на свалку...

Костя пропал тихо, будто его и не было. Один момент – восьмилетний мальчик с мячиком у подъезда, крик «Пап, смотри!», а следующий – пустой двор, катящийся в лужу мяч и нарастающая, леденящая душу тишина. Поиски длились месяцы, но постепенно свелись к формальности, а затем и вовсе сошли на нет. Для всех, кроме отца. Андрей не сдался. Он оставил работу, продал квартиру и переехал в свою же хрущевку, в тот самый двор, из которого исчез его сын. Он стал тенью этого места. Местные сумасшедшим его не считали – относились с горьким пониманием...

Алиса шла на плановый УЗИ-осмотр на 20-й неделе с легким волнением, обычным для любой будущей мамы. Внутри нее росла маленькая Лиза — так они с мужем уже решили назвать дочку. Она представляла, как на экране увидит крохотные ручки, ножки, услышит стук сильного сердечка. Кабинет УЗИ был светлым и прохладным. Врач-узист, Анна Петровна, женщина с огромным опытом и спокойными глазами, пригласила ее прилечь. Прохладный гель, знакомый звук датчика... Сначала на экране возникали привычные очертания: головка, позвоночник...

Светлана осталась без работы в один миг. Больница, в которой она проработала пятнадцать лет медсестрой, решила «оптимизировать» штат. В сорок два года, с дочкой-студенткой на шее и ипотекой, она металась в поисках хоть чего-то. Таким «чем-то» стало объявление: «Требуется сиделка с медицинским образованием. Проживание. Высокая оплата». Агентство предупредило: клиент сложный. Олигарх Глеб Сергеевич Орлов, недавно переживший инсульт, живет в полной изоляции в своем замке за городом. Угрюмый, неразговорчивый, грубый...

Все началось с того, что уволилась уборщица. Не предупредив, в один вечер, бросив швабру в ведро с грязной водой. А наутро в кабинете директора комбината «Прогресс» Виктора Сергеевича стояла Лидия Степановна. Она была бывшей сиделкой его матери. Полгода, пока мать была при смерти, эта женщина делала то, на что у Виктора не хватало ни времени, ни душевных сил. Она терпела капризы умирающей, меняла белье, читала вслух книги. И когда все кончилось, Виктор, испытывая жгучую смесь вины и облегчения, щедро расплатился и постарался забыть...