Пересказываю миру

Вы должны понять, какой сценарий жизни проживаете сегодня, а к какому хотите прийти. Существует три варианта: сценарий бедности, сценарий комфорта и сценарий богатства. Хотите быть независимым и самостоятельным человеком? Сколько денег я должен зарабатывать ежемесячно, чтобы жить комфортно? Есть ли у вас такая подушка? А еще очень важно быть честным перед самим собой. На какую статью расходов уходит больше всего средств? Когда мы будем говорить о финансовых целях, я напомню вам, что они должны быть в первую очередь измеримыми...

Как ты можешь идти навещать эту девушку, когда Пегги еще находится в больнице? Я не мог даже взять мою жену за руку. Поэтому я отправился повидать Казуми. Она знала моего сына и мою маму. Потому что она как бы отгорожена от Сид, а Сид не имела никакого представления о ней. Я опустился в мягкое кресло, с удовольствием утопая в нем. Хлопнула пробка от шампанского, и она разлила вино по бокалам. — Кампаи, — прокомментировал я. — За здоровье, — поддержала она. Она обошла стол, быстро поцеловала меня...

V Заметил только два столика прямо перед собой, оба с зеленым сукном. Уинстон был привязан к креслу так туго, что не мог пошевелить даже головой. — Вы однажды спросили, — сказал О’Брайен, — что делают в комнате сто один. Я ответил, что вы сами знаете. Это все знают. В комнате сто один — то, что хуже всего на свете. Он поставил эту вещь на дальний столик. Он отошел в сторону, и Уинстон разглядел, что стоит на столике. Это были крысы. — Для вас, — сказал О’Брайен, — хуже всего на свете — крысы. — Помните,...

III Они по-прежнему притягивали его к койке, однако он мог слегка сгибать ноги в коленях, поворачивать голову влево и вправо и поднимать руки от локтя. И шкала с рычагом не внушала прежнего ужаса. Сколько их было, он уже не мог запомнить. — Пока вы здесь лежали, — сказал О’Брайен, — вы часто задавались вопросом — и меня спрашивали, — зачем министерство любви тратит на вас столько трудов и времени. Когда оставались одни, вас занимал, в сущности, тот же самый вопрос. Вы понимаете механику нашего общества, но не понимали побудительных мотивов...

I Уинстон не знал, где он. Вдоль всех стен, с промежутком только в двери, тянулась то ли скамья, то ли полка, как раз такой ширины, чтобы сесть, а в дальнем конце, напротив двери, стояло ведро без стульчака. Он чувствовал тупую боль в животе. Он так и не понял, и скорее всего не поймет, когда же его арестовали, вечером или утром. Как можно тише он сел на узкую скамью и сложил руки на колене. Если делаешь неожиданное движение, на тебя кричит телекран. Руки из карманов в камере! Он опять застыл, сложив руки на колене...

X Проснулся он с ощущением, что спал долго, но по старинным часам получалось, что сейчас только 20:30. Давно уж нет мечтаний, сердцу милых. — Хочу есть, — сказала она. Похолодало как будто. Вот женщина опять приняла обычную позу — протянула толстые руки к веревке, отставив могучий круп, и Уинстон впервые подумал, что она красива. Но оно было красиво, и Уинстон подумал: а почему бы, собственно, нет? У женщины во дворе нет разума — только сильные руки, горячее сердце, плодоносное чрево. И после этого еще поет...

IX От усталости Уинстон превратился в студень. Оно пришло ему в голову неожиданно. Казалось, если поднять ладонь, она будет просвечивать. Но теперь аврал кончился, делать было нечего — совсем никакой партийной работы до завтрашнего утра. Шесть часов он мог провести в убежище и еще девять — в своей постели. Тяжелый портфель стукал по колену при каждом шаге, и удары легким покалыванием отдавались по всей ноге. Война идет с Остазией. Евразия — союзник. Ни о какой перемене, естественно, и речи не было...

VII Уинстон проснулся в слезах. Тут был и сам по себе сон, и воспоминание, с ним связанное, — оно всплыло через несколько секунд после пробуждения. Он снова лег, закрыл глаза, все еще налитый сном… Это был просторный, светозарный сон, вся его жизнь раскинулась перед ним в этом сне, как пейзаж летним вечером после дождя. Происходило все внутри стеклянного пресс-папье, но поверхность стекла была небосводом, и мир под небосводом был залит ясным мягким светом, открывшим глазу бескрайние дали. Кроме того,...

V На другой день о нем никто не упоминал. Там был печатный список Шахматного комитета, где состоял Сайм. Сайм перестал существовать; он никогда не существовал. Поздними вечерами, когда по улицам бродили толпы буйных пролов, Лондон словно лихорадило. Ракеты падали на город чаще обычного, а иногда в отдалении слышались чудовищные взрывы — объяснить эти взрывы никто не мог, и о них ползли дикие слухи. Сочинена уже была и беспрерывно передавалась по телекрану музыкальная тема Недели — новая мелодия под названием «Песня ненависти»...

III — Мы можем прийти сюда еще раз, — сказала Джулия. Она назвала место, где они смогут встретиться через четыре вечера, после работы. Убежище было хорошее, но дорога туда — очень опасна. В остальном они встречались только на улицах, каждый вечер в новом месте и не больше чем на полчаса. За месяц, встречаясь почти каждый вечер, они только раз смогли поцеловаться. Он прижал ее к себе, и вдруг оказалось, что целует он живое, теплое лицо, только на губах у него все время какой-то порошок. Случались...

I Было еще утро; Уинстон пошел из своей кабины в уборную. Оказалось, что это темноволосая девица. С той встречи у лавки старьевщика минуло четыре дня. Наверно, девица сломала руку, поворачивая большой калейдоскоп, где «набрасывались» сюжеты романов. Видимо, она упала на сломанную руку. Она смотрела на Уинстона умоляюще, и в глазах у нее было больше страха, чем боли. Перед ним был враг, который пытался его убить; в то же время перед ним был человек — человеку больно, у него, быть может, сломана кость...

VII Если есть надежда, писал Уинстон, то она в пролах. Ее враги — если у нее есть враги — не могут соединиться, не могут даже узнать друг друга. Рано или поздно они до этого додумаются. Однако какая же устрашающая сила прозвучала в крике всего двухсот или трехсот голосов! Прямо как из партийного учебника фраза, подумал он. Партия, конечно, утверждала, что освободила пролов от цепей. В сущности, о пролах знали очень мало. Считается нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к политике. У огромного большинства пролов нет даже телекранов в квартирах...