У серой мыши всё как у людей

Петя Мы в зоопарке делали ремонт. Мы гнули спины, как рабы с галер. Проблемы создавал дурацкий дронт По кличке Петя. Он крушил вольер. Нехилый птенчик, что ни говори И, видимо, немного акробат. Сбегал паршивец в город. До зари Бродил, меланхоличен и горбат. Дронт не чурался оживлённых мест. Не замечал ни шум, ни суету, Где взбрендит, там устраивал насест, Чреватый автопробкой на мосту. Любил реликт на воду поглазеть. Его всегда ловили у реки. Снотворного укол, большая сеть Смиряли бесполезные рывки. История, наверное, смешна. Такая туша! С глупой головой. Но на кого-то лечь должна вина – Вот тема для статьи передовой. СМИ сообщали: дронт пугал людей, (А до ремонта будто не пугал?) Строитель-вор, подрядчик-прохиндей. Бесчестные и наглые, ага. Прораб наш журналистов звал жульём. Крутил чертеж, вздыхая тяжело И говорил "Бетоном всё зальём. Поставим закалённое стекло. Поймите, птах – последний экземпляр! Недаром у него потухший взгляд. Пусть нарисует Тонечка-маляр В его жилище лес и водопад". Объект мы сдали. В нас горел запал: Восстановить оболганную честь. А дронт? На роспись Тони залипал Как будто в ней живое что-то есть... Смотрел на пальмы, глыбы серых скал, На океан прозрачно-голубой. Как будто в плоском мире он искал Кого-то очень схожего с собой. И пил, и ел с оглядкой на мурал, И пел ему, зевак вокруг сразя. А через год Петруша вновь удрал, Хотя удрать, казалось бы, нельзя. Замки на месте, контур не ослаб. Претензий к клетке не было и нет. Заметили лишь Тоня и прораб В мазне настенной Петин силуэт.

Кто обитает на дне океана, или в то лето я ещё не курил ( финал) В конце июля я познакомился с классными ребятами из Ленинграда и познакомил с ними девочек. Каникулы пошли веселее: с рыбалкой, грибами, футболом и казаками-разбойниками. Однажды вместе с новыми друзьями мы пробрались на огороженную деревянными щитами танцплощадку возле клуба и танцевали там наравне со взрослыми почти до закрытия. До одиннадцати вечера (гулять разрешалось максимум до десяти, не удаляясь от дома). Бабушка отругала нас с сестрой за своеволие, но это того стоило. На танцплощадке нам встретился один из археологов. Младший из них. На сей раз никаких шортиков. В нейлоновой рубахе с маками и брюках-клёш загорелый Володя (так его звали) выглядел чистым франтом. Ещё на площадке была Наташина незамужняя тётя, молоденькая и смазливая. Археолог много раз приглашал девушку на медленный танец, так что через неё мы получили интересную информацию о раскопках.  Нашли учёные вовсе не подводную лодку и уж тем более не Ковчег. Откопанные предметы относились предположительно к девятнадцатому веку. Имелись свидетельства о существовании на берегу реки во времена проклятого царизма судостроительной верфи. Естественно, это был только первый культурный слой, но глубже группе копать не позволили. Партийное руководство Володиного института находкой не заинтересовалось и приказало сворачивать экспедицию.  Молодой археолог с сожалением сообщил, что вскоре из Былинок их перебросят в среднюю Азию.  Я и так догадывался о том, что насчёт Ковчега Володя шутил. Но подтверждённые его словами мысли... Мысли зашевелились. Почти каждую ночь, перед тем как уснуть, я думал: хорошо или плохо, когда за тобой приглядывают? Помимо родителей и общества? И пришёл к выводу, что терпимо. Атеизм для меня пионера-ленинца утратил привлекательность, ведь после посещения альтернативного мира самым страшным казалась безальтернативность. Как это: умереть насовсем? Вместо тебя в жизни будут участвовать другие. Наслаждаться или страдать – какая разница? Главное, участвовать. Творить, что хотят, и тебя при этом никто не спросит. Потому, что ты станешь трухой. Им останется день и ночь, деревья и птицы, цветы и ягоды. Они изобретут, построят, покорят, достигнут, отвоюют, исцелят – а ты, если повезёт, дашь начало грибнице. Нет, предпочтительнее жевать ламинарию пополам с нотациями, чем выпасть из бытия. Обида и разочарование захлестнули меня. Я рассердился на Володю. Зачем он ёрничал, поддерживая Санькины фантазии и распаляя мои? Зачем после поколебал правдой зарождающуюся веру в загробную жизнь? Неужели никакого рая нет?! Кроме галлюцинаций, обусловленных травмирующим внешним воздействием? Тогда я был юн и мыслил категориями: чёрное – белое, хуже – лучше. Теперь я старик... Чего уж там... Прошёл несколько войн, а это для многих настоящий ад (в чём-то драйвовый, в чём-то жестокий, нелепый и унылый). Я испытывал в жизни то благоденствие, то немалые скорби и тяготы. Хоронил товарищей. Потерял сестру. Ольга вышла замуж за иностранца. Уехала за границу и... пропала. Подозреваю, муж убил её. Однако доказать ничего нельзя. Наверное, из желания добиться справедливости (хоть какой-нибудь и хотя бы где-нибудь) я и мотался по горячим точкам. Не единожды был ранен. Провёл в коме двое суток. В защиту небытия скажу: возвращаться к яви страшнее и больнее. Отрепетировав на протяжении жизни и то, и другое, и третье – всё, кроме переселения души, подытожу: будь что будет. Получу распределение в рай – наверняка увижу там сестрёнку. Покаюсь ей в том, что не сумел защитить её при жизни. Вспомним детство. Поностальгируем. Водоросли опять же попробуем. А окажусь среди плохих ребят в Преисподней – рано или поздно точно столкнусь с Ольгиным супружником. Стану его вечным гонителем. У меня столько мстительных планов!  Смертельный покой? Похожий на глубокий сон, он, конечно, пугает, но не слишком. Да и кто сказал, что небытие — это навсегда? Однажды сонную душу могут вытащить из загашника, стряхнуть с неё пыль и отправить на следующий земной срок в чуть изменившиеся условия. Кто обитает на дне океана – ещё узнаю.

Кто обитает на дне океана, или в то лето я ещё не курил Часть четвертая Вряд ли это был сам Ной, скорее какой-нибудь местный священнослужитель. Я сделал такой вывод исходя из его поведения. Старик воздел руки к светящимся высоко над поверхностью небесам и забормотал что-то неразборчивое. Мой слух выхватил только слово "покаяние", произнесённое несколько раз. Затем он сложил то ли ласты, то ли щупальца, короче говоря передние конечности на груди и обратился ко мне: – Мальчик, мы все молимся о тебе. Дабы ты умел укрощать свой гнев. Подводный патриарх явно намекал на недавнюю стычку, но я воспринял его речь абсолютно не так, как он ожидал. Смирения и покаяния во мне не возникло ни грамма. Напротив, мысль о том, что меня поучает травоядное, взбесила и одновременно рассмешила. Кстати ли, не кстати, но вдруг вспомнилась наша с сестрой учительница Нина Константиновна. Интеллигентная с виду дама почти что бабушкиных лет постоянно рассказывала классу, какую активную борьбу за мир ведёт Советский Союз, и о том, что любые споры решаются мирным путём. Надо только отключить эмоции и включить разум. Наряду со слащавым пацифизмом Нина Константиновна пугала учеников вспышками неконтролируемой ярости. На пальцы осмелившегося отвлекаться на уроке обрушивались удары её длинной немилосердной указки. Заподозрив в свойственном взрослым лицемерии и подводного дедулю, я довольно провокационно ляпнул: – Укрощать гнев? Не отвечать на оскорбления? Кто так может? А-а! Я понял – тупые рыбки. Старик, надо отдать ему должное, не выказал, что его внутренне корёжит от злости. Он равнодушно повторил – Мы будем молиться за тебя, мальчик. И добавил: – Ты должен стараться, чтобы попасть сюда. Я старался. Вовсю старался переместиться под покровительственную сень старой берёзы у обветшалого штакетника, ограждающего безыскусный деревянный дом на две половины. Одну нашу – другую Наташкину. Почему-то всё, что прежде я отмечал как недостатки: вылинявший облупленный фасад, кучу тазиков и вёдер с колодезной водой, выставленных во двор для нагрева, жуткий плёночный парник и противные, вечно требующие заботы картофельные грядки по возвращении вызвали во мне истинное эстетическое удовольствие. Такое, что не чета картиночно-прекрасному раю. Отключка на сей раз была непродолжительной. Бабушка, нагруженная огромным, полным лесных даров коробом из лыка, не успела протиснуться с ним в калитку, а я уже самостоятельно доковылял до жёсткого диванчика на веранде. Конечно, бабуля заметила моё неважное состояние и взяла с меня слово впредь беречь буйную голову. Зароку я собирался следовать неукоснительно. Самому не улыбалось вновь оказаться на чистейшем песочке океанического дна. Но...  Не зря же говорят: "Бог любит троицу". Прощальный визит в лазурные глубины всё-таки состоялся. Спустя полгода. В городе. В считанных шагах от родной школы. В закутке между трансформаторной будкой и забором вялотекущей стройки. Именно там в декабрьскую стужу я по наущению старших произнёс: "Аптека" и впервые затянулся папиросой "Прима". Затянулся, и меня затянуло... Лёгкие, наполненные вонючим, едким дымом, не позволили пробыть под водой дольше секунды. Видение, красочное, словно изображение морского аквариума в журнале "Юный натуралист" мелькнуло ослепительной зарницей перед тем, как океан выкинул несостоявшегося адепта праведной жизни на грешную поверхность. В обжигающе-холодный зимний день. Я остервенело отплёвывался. Кашлял и кашлял, до рвоты. До крови. Таким был конец моих необъяснимых путешествий. Больше они не повторялись. Никогда. Вероятно, райские менторы махнули рукой на склонного к неповиновению человечка. Теперь же поверну повествование немного назад, к событиям после второго посещения Эдема и спора с тамошним святошей. Лёгкое сотрясение, полученное благодаря Санькиной меткости, рассосалось без последствий для меня. Для толстячка возможных. Бабушка не нажаловались его матери, и ему не влетело. А вот Ольга, несмотря на излишнюю мягкость, бесповоротно отшила Саньку. Заставила-таки брата-близнеца гордиться. Жаль, что моя гордость

Кто обитает на дне океана, или в то лето я ещё не курил Часть третья День, когда состоялась эпохальная схватка выдался умеренно тёплым, с небольшим ветерком и грибным дождичком. Погода наконец помиловала среднюю полосу России. Мы с Ольгой сидели дома одни. Бабушка с утра отправилась по чернику. Не в наш ближний лес, где, как она уверяла, всё обобрано, а далеко. На пароме за реку. Потому и без нас. Сожаления это не вызвало. Во-первых, ягоды всё равно нам достанутся. Кто будет чистить? Кто убавит при процессе горсточку-другую? Во-вторых, заглянула по-соседски Наташка. Они с сестрой тут же начали потрошить большущий сундук, где хранились вещи времён бабушкиной юности. Кажется, подружки перемеряли всё. Я избрал вариант почитать, хотя нередко отвлекался на двух хихикающих модниц в длинных ситцевых и крепдешиновых платьях. – Оля! Оля! – как всегда неожиданно раздался за окном Санькин крик. – Я сейчас, – моя близняшка с некоторой досадой отложила очередной ретро-наряд и выскочила на зов ухажёра. Они вдвоём долго стояли на крыльце. Слишком долго. Четверть часа спустя, движимый ревнивым любопытством, я отложил-таки в сторону Жюля Верна и устремился наружу. Санька с моей сестрой азартно перешёптывались внизу, в тёмном затянутом мокрой зеленью звездчатки закутке между стеной дома и боковиной высокого крыльца. Я свесился с перил и негромко позвал: – Оль, давай домой! Сейчас бабушка вернётся, а мы ещё не обедали. Для меня, не допущенного к тайной беседе и от того раздражённого, обед служил лишь поводом выдернуть сестру. Однако Ольга не заметила подвоха: – Ага, иду, – кивнула она и сделала шажок в сторону ступенек. Саньку намерение сестрёнки скрыться в доме не устроило. Расставив ноги и раскинув руки, он встал на её пути. – Погоди! Выйдешь вечером? – Ну я же сказала, что ягоды буду чистить. Всё, Саша, пока, – Ольга вновь попыталась покинуть укромный уголок, и вновь упёртый кавалер не пропустил её. – Не до девяти же вечера? Даже не до восьми, – бубнил он. – Чего пристал? – не выдержал я. – В девять вечера порядочным людям спать пора. Да и вообще... надо больно с тобой гулять... Санька снизу вверх посмотрел на меня так, как смотрит кот, не сомневающийся в полном праве сожрать украденную сосиску. Ольга была его сосиской. Его добычей. Казалось, толстяк вот-вот заурчит и уволочёт сестру прочь, но он ограничился едким замечанием: – А-а! Понятно, спокойной ночи, малыши, и по кроваткам. На том наш диалог перешёл в острую физическую фазу. Мы сцепились. Миролюбивая Ольга пробовала нас разнять, а выскочившая на шум Наташка, наоборот, встала на "шухер" у калитки. Ожесточённый бой продлился минуты две. Честно скажу, я победил. По крайней мере, успел накостылять жиртресту. Только Санька, как выяснилось, поражения не признал. Спешно сбегая с поля битвы (Наташка сигнализировала – бабушка идёт), он поднял с тропинки камушек и запулил им мне в висок. Я упал. Вернее, погрузился под воду на уже знакомое океаническое дно. На этот раз мне пришлось наблюдать не только красоты. Я увидел, как кормится здешнее население. Именно кормится. Обитатели подводного рая щипали растительность, словно какое-то стадо. Как ламантины, которых показывали по телевизору в передаче "В мире животных". Только далеко не такие милые. Примитивность их способа питания поразила меня. Праведники жуют листья? Это не укладывалось в голове. Хотя, с другой стороны, если бы они рвали зубами живых рыбок – всё было бы куда хуже. Пока я глазел на морских вегетарианцев, пуская пузыри открытым ртом, меня тоже заметили. Откуда-то с другой стороны подплыл их предводитель. Старец с позеленевшей от микроводорослей длинной бородой и странным венцом, смахивающий на водружённый на лысину мозговой коралл.

Кто обитает на дне океана, или в то лето я ещё не курил Часть вторая – И что, там скелеты этих, как его, праведников? – вклинился в разговор Санька. – С ума сошёл? – притворно возмутился его взрослый конкурент по вранью. – С праведниками Бог управил, прости за тавтологию. Ковчег потопом сюда вынесло, а Ной с семейством в мировом океане остались. Там и есть истинный рай и жизнь вечная. Не то что у нас тут. Нет, друзья, мы наследники выживших при Всемирном потопе грешников. Не иначе! Потом нас прогнали. Тот усатый. – Эй, вы, малявки, брысь домой! Не то в рай не попадёте. Любопытство – тоже грех, между прочим. Он ошибался. Я попал в рай уже на обратном пути. Сначала встала на дыбы рыжая дорога между цветущими картофельными полями. Шарахнула меня по голове. От такой оказии солнце качнулось, провалилось в бездонную колдобину, оставив в тёмном небе ослепительную корону. В глазах запрыгали жёлтые кольца – её двойники и тройники. Длилось это состояние несколько секунд, а затем, проморгавшись, я обнаружил, что нахожусь под водой. Глубины были прозрачными и солёными. Сквозь них, как сквозь витражное стекло, проникал голубоватый с золотой искрой свет. Странно, что я не чувствовал никаких неудобств при дыхании и движении. Давление не смяло меня в лепёшку. Глаза не лопнули. Напротив, фиксировали всё происходящее. А посмотреть в этом странном месте было на что. Меня окружал подводный сад. Мерно покачивающиеся водоросли, извилистые кораллы, украшенные многолепестковыми актиниями. В причудливых коралловых лабиринтах сновали стайки ярких рыбок, сверкающих, как цветные леденцы. Вдали, серой фортификационной стеной, виднелись живописные скалы. Красота! Океанический эдем. Чудо-сад оказался обитаемым. Покинув пещеры и гроты в скалах, ко мне приблизились люди. Ну, не совсем люди. Адаптированные к жизни в водной стихии человекоподобные существа. Общие очертания их фигур (две руки, две ноги) сохранились, но плоть сделалась более прозрачной и студенистой. Как у кальмаров или осьминогов. Я почувствовал это, когда они начали обнимать меня и похлопывать по плечам сросшимися в щупальца пальцами. – Тебе здесь нравится, мальчик? – спрашивали они, не открывая рта, и я их прекрасно понимал. – Мальчик, живи благочестиво. Тогда рано или поздно окажешься в нашем мире. Лучшем из миров, – сказали они ещё. Вдогонку. Вдогонку, потому что я очнулся. Обнаружил себя лежащим под невысоким деревом у дороги, которая теперь вела себя, как полагается. Вокруг меня хлопотали девчонки: облепляли мои лоб, руки и ноги мокрыми листьями речных кубышек. – Фух! В себя пришёл...Мы с Наташей уж испугались, что ты помираешь, – укоризненно покачала головой Ольга. – Я говорила, что опасно ходить без головного убора. Вот тебе пожалуйста: солнечный удар. В целом картина произошедшего выглядела так. Где -то посередине пути до посёлка я, презирающий панамки и кепки, грохнулся в обморок. Девочки за руки и за ноги кое-как отволокли моё бесчувственное тело в тень. Санька же отправился в посёлок попросить у матери тачку, на которой планировалось везти меня домой. Правда, наш упитанный приятель не особенно торопился. Не смотря на то, что в висках стучали маленькие молоточки, я заявил, что не собираюсь дожидаться ничьей помощи. – Может, Санька вообще передумал возвращаться. Дойду без всякой тачки. И дошёл. Краткое пребывание в "раю" словно придало сил. Я ещё и девчонок понукал. Давайте, мол, быстрее. А Санька, кстати, полностью оправдал моё предубеждение, не появившись с обещанным средством транспортировки. Позже он объяснил, что мать его не выпустила из дома. Не знаю, обманывал ли. Мы с Наташей думали, что он точно заливает. Ольга ему верила. С детства имела склонность видеть принца в любом головастике. Сестричка-добрая душа стала причиной моего нового путешествия на дно. Без Саньки, тут, конечно, тоже не обошлось. Мы подрались с ним. Подрались из-за Ольги.Только и всего.

Кто обитает на дне океана, или в то лето я ещё не курил Часть первая Произошло это в далёкие, благословенные времена, когда не существовало интернета. Только архивы, библиотеки и две программы телевидения. Одиннадцатилетний я, моя близняшка Ольга и наша общая подруга-соседка Наташка сидели на широкой, слегка покатой завалинке поселкового клуба. Здесь, на возвышенности, среди сосен и полувытоптанного черничника было хорошо: тенисто и безлюдно. Скрытые зарослями серебристых кустов, ощущающие спинами прохладу клубной стены, мы лениво болтали о купании в реке, о фильмах в кинопрокате по выходным, о чём-то ещё... Болтали и щёлкали семечки. – Подводная лодка! Подводная лодка! – неожиданно донёсся снизу, с подножия пригорка, мальчишеский голос. Кричал, без сомнения, Санька. Паренёк из местных, которых вообще-то легко отличить от многочисленных, съехавшихся в посёлок на каникулы городских детей.Таких как я, Ольга и Наташа. Дело в том, что Санька не отдыхал в посёлке – он здесь жил и, видимо, от скуки, всегда искал свободные уши. – Давайте притворимся, что здесь никого нет, – предложил я, а Наташка одобрительно хихикнула. – Хватит вам! Он нас видел, – зашипела Ольга, больше всех жалеющая нелепого сельского знакомца. Обладателя пухлых ляжек и ярко-красного загара. Действительно, спустя пару мгновений белобрысый, запыхавшийся Санька вломился-таки в наше тайное убежище, за кулисы веток и побегов. – Там, у Былинок, археологи подводную лодку отрыли. Агро-омную! – брызжа слюной и размахивая руками, продолжил он попытки привлечь внимание. Обычное дело. Санька же фанатик. Всякий волен приврать – понятно, но Санька прям борщил. Рассказывал, например, что в лесах вокруг поселка двухголовые змеи водятся или что ходим мы по дну древнего океана. В доказательство предъявлял ракушечник, на котором якобы сохранились отпечатки доисторических существ. Посмотреть на раскопки мы пошли лишь потому, что... не знаю почему. Наверное, нам самим было чуточку скучно. По дороге Санёк развлекал подробностями. – Холм они (археологи) весь снесли. Искали старое городище, а наткнулись, представляете, на лопасть. Деревянную, окаменелую уже. Очень древнюю. – И что здесь забыла подводная лодка? – без энтузиазма спросила изнывающая от жары и долгого плутания по полям Наташка. – До ближайшего моря сутки на поезде... – Или субмарина здесь с тех пор, когда кругом шумели волны протоокеана, из которого возникла жизнь? – насмешливо подхватил я. Санька надулся. Буркнул только: "Сами увидите". А сострадательная Ольга по привычке бросилась его защищать: – Так может быть, это речная подлодка. Предки сделали зачем-то. Нужно, видно, было. Размеченная территория сверху и впрямь напоминала огромное веретено или очертания субмарины. При спуске с вершины холма, изуродованного исследованиями, это стало не так очевидно. Всё было в пыли, в земле и, как я ни утруждался разглядеть вблизи что-то цельное – не мог. – Скажите, пожалуйста, а это действительно древняя подводная лодка? – вежливо обратилась сестрица к копошащемуся внутри разметки усатому дядьке. На лице усача явственно читалось: "Шли бы вы, юные пионеры!". Однако вслух он ничего не сказал. Демонстративно отвернулся, и всё. Зато из ямы выскочил другой мужик. Помоложе, повеселее, с голым торсом и в коротких, как у мальчика, шортах. – Какая подлодка, деточка? – воскликнул он. – Бери выше! Это же Ковчег. Ноев Ковчег – мировая сенсация и Ленинская премия, как минимум. Удивительно, но я советский школьник, воспитанный в духе атеизма, кое-что знал о Ветхозаветном Ное. Во-первых, много читал, а во-вторых, от набожной бабушки. В одной комнате у неё висел портрет Ильича под вышитым рушником, а в другой – таким же манером иконка. – Ерунда! – заспорил я с ухмыляющимся копателем. – Обломки Ковчега найдены на горе Арарат. – Да ты, брат, подкован, – подмигнул он мне. – Но скажу по секрету – это антинаучные сказки. Тот Ковчег не настоящий. Настоящий здесь в двух километрах от деревни Былинки.

Закат алым солнцем соткан, В саду раскричались совы. Идёт на балкон красотка, Глаза её бирюзовы. Идёт на балкон принцесса — На шее лилейной жилка. Вчера городской повеса В любви ей признался пылко. Вчера у дверей таверны, Где запах витает кислый, Он клялся слугой быть верным И тонкую ручку стиснул. А взоры его щенячьи Молили о встрече скорой. Лицо в капюшоне пряча, Она поддалась напору. И знала, что этот парень Труслив. Что бежит, нашкодив. Искатель утех коварен. Но разве девица против? Она поддалась обману, Она подалась к перилам: Идёт её гость жеманный – Горячая кровь взбурлила. Сюда, ловелас и бражник! К постели спешишь? Едва ли... Спешишь ты к ступеням влажным И груде костей в подвале. Свидание не испортив, От вопля взметнутся совы. Принцесса ничуть не против Насытить дракона. Снова.