За гранью реальности.

Последний день уходящего года тянулся бесконечно. За окном офиса уже давно стемнело, зажигаясь тысячами холодных огоньков, но здесь, в открытом пространстве, царила нервная, лихорадочная тишина, нарушаемая лишь стуком клавиатур и приглушенными разговорами по телефону...

Вечер пятницы обычно пах свежей выпечкой, покоем и планами на выходные. Алина расставила тарелки с пирогом, еще раз проверила, хватает ли чая в заварочном чайнике. Игорь должен был вот-вот вернуться с работы...

Аромат яблочного пирога, смешиваясь с запахом восковых свечей, плыл по квартире, создавая идеальную, выстраданную после рабочего дня иллюзию уюта. Алина вытерла руки о полотенце, еще раз проверила накрытый на троих стол. Дети, наконец, уснули после долгого чтения. Обычный четверг. Почти. Игорь задерживался. Он с утра сказал, что заедет на заправку и, может, в магазин. Сообщений не было. Алина приглушила свет, села на диван, ловя знакомый скрип лифта за стеной. Время растянулось. Вместо скрипа лифта в тишине резко прозвучал звонок в дверь...

Тот вечер запомнился мне звуком колёс чемодана, скребущих по стыку плитки в прихожей. Не мягкий стук, а именно настойчивый, металлический скрежет. Как будто царапали не пол, а что-то внутри меня. Я стояла в дверях гостиной и смотрела, как мой муж Максим, кряхтя, втаскивал второй огромный чемодан в клетку, видавший виды. Первый уже стоял посреди прихожей, занимая всё свободное пространство. — Мам, да ты что, везешь на месяц-то! — с натянутой улыбкой сказал Максим, отдуваясь. Из-за его спины появилась Валентина Петровна...

Последняя коробка с книгами была наконец-то распакована. Алина откинулась на спинку нового дивана, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. В воздухе еще витали запахи свежей краски и древесины, но уже чувствовалось — это их запах. Запах дома. Их с Максимом крепости, которую они штурмовали три долгих года, откладывая с каждой зарплаты, считая каждую копейку. Двушка на окраине города, ипотека на двадцать лет — но своя. Своя тихая гавань после жизни в съемной клетушке у вечно недовольной старушки-хозяйки...

Воскресное утро струилось сквозь квартиру густым, медовым светом. В кухне пахло свежесваренным кофе и горячими блинчиками. Марина, расставив тарелки, любовалась этой картиной через арку: Андрей, ее муж, возился на полу в гостиной с пятилетним Елисеем, собирая гигантский пазл. Восьмилетняя Полина, укутанная в плед, читала книгу, изредка поглядывая на них и снисходительно улыбаясь. Тишина была мягкой, наполненной только мерным гулением холодильника и счастливым детским смешком. Марина глубоко вздохнула...

Холодный ноябрьский дождь стучал в окно старой «девятки», на которой я ехала из вокзала. Город, который когда-то был домом, теперь казался чужим и серым. Я приехала хоронить отца. Мамы не стало два года назад, а теперь и его. Осталась только эта двушка в панельной пятиэтажке на окраине и тихая, гулкая пустота внутри. Поминки прошли в том же душном кафе у кладбища. Родственники, соседи, смутные знакомые. Все говорили тихо, хвалили отца и украдкой поглядывали на меня. Особенно тетя Маша, папина сестра, и ее сын Дима, мой кузен...

Ключи были холодными и невероятно тяжелыми. Я перебирала в пальцах связку, слушая, как они мелодично позванивают, и пыталась поймать в душе состояние безудержного счастья. Казалось, оно вот-вот нахлынет. Вместо этого было легкое головокружение и ощущение нереальности происходящего. — Ну вот, сынок, твой порог, — голос Виктора Петровича, моего свекра, прозвучал торжественно и гулко в пустой прихожей. — Переступай его уже как полноправный хозяин. Мой муж Максим сжал мою руку. Его ладонь была теплой и влажной...

Последний луч осеннего солнца робко пробивался сквозь spotless стекло балконной двери, окрашивая паркет в теплый медовый цвет. В квартире пахло яблочным пирогом и уютом, тем самым, который Зинаида Васильевна, или просто Зина, как звали ее все друзья, выстрадала и выстраивала буквально по крупицам после развода. Развод был тяжелым, с грязными оскорблениями и дележом того, что они когда-то называли «общим». В итоге она осталась с этой двушкой в панельной хрущевке и сыном-подростком. Сергей, бывший...

Лучи заходящего сентябрьского солнца мягко стелились по паркету, окрашивая комнату в теплый медовый цвет. Алина, удобно устроившись на полу среди стопок картонных коробок, с наслаждением вытирала последнюю полку своего нового гарнитура. В воздухе витал терпкий запах свежего лака от комода и едва уловимый аромат кофе, оставшийся с утра. Тишина была непривычной и блаженной. Ни грохота соседей сверху, ни воющих мопсов за стеной — только легкий гул машин за окном и ее собственное, спокойное дыхание...

Первые лучи солнца робко пробивались сквозь узор на кухонных шторах, окрашивая столешницу в бледно-оранжевые тона. В квартире пахло свежесваренным кофе и тишиной, той особой, предрассветной тишиной, которая бывает только в пять утра. Алиса молча наливала в кружку ароматный напиток для мужа. Рука ее была тверда, но внутри все сжималось в тугой, тревожный комок. Сергей стоял у окна, спиной к ней, и смотрел на пустынную улицу. Он был уже одет — дорогая, идеально отглаженная рубашка, новые брюки...

Последний клик компьютерной мыши прозвучал как выстрел, возвещая конец рабочего дня. Надя медленно потянулась, с наслаждением чувствуя, как хрустит затекшая спина. В офисе уже никого не было, только мерцающий экран монитора нарушал тишину. Она собрала вещи, предвкушая долгожданный покой своего дома. Сегодняшний вечер она мысленно посвятила себе: горячая ванна, новая книга и чашка ароматного чая. Дорога домой пролетела незаметно. Она купила квартиру в этом новом районе два года назад, до замужества, на деньги, которые ее родители копили всю жизнь...