ЖИЗНЕННЫЕ ИСТОРИИ.

Последний закат октября цеплялся за грязные крыши панелек, окрашивая мир в цвет дешёвого апельсинового сока. Артём, водитель семисотой «десятки» с поскрипывающей подвеской, чувствовал себя выжатым, как та тряпка, что валялась у него в багажнике. Двенадцать часов дорог, вечных «объезжай пробку» и чая из термоса, пахшего пластмассой. Он уже мысленно снимал ботинки, когда взгляд упал на него. Он лежал на сиденье, как чёрный инопланетный камень, холодный и безжизненный. Новенький iPhone. Артём вздохнул: «Опять возись»...

Утро началось с запаха дождя и свежей земли. Город, вымытый ночным ливнем, сиял, как новая монета. А на тротуарах, у подножий серых домов, расцвел самый недолговечный сад в мире — сад из меловых рисунков. Сегодня был День Разноцветных Букетов. Неофициальный, странный и прекрасный праздник, который кто-то когда-то придумал, чтобы раскрасить скучный ноябрь. Правила были просты: нельзя покупать живые цветы. Нужно нарисовать свой букет на асфальте и подарить его тому, кого любишь. Лера шла по улице, разглядывая творения...

Деревня Орехово тонула в том особом, густом летнем зное, когда воздух над асфальтом дрожит, а стрекозы замирают в нем, словно стеклянные брошки. Машина родителей, подняв облако золотистой пыли, скрылась за поворотом, оставив одиннадцатилетнего Артема и восьмилетнюю Лику на пороге старого бабушкиного дома. Бабушка Валя, женщина с руками, исчерченными жизнными дорожками-морщинами, но с молодыми, лучистыми глазами, встретила их пирогами с черникой и молоком «из-под Зорьки». Дом пахнет счастьем. Пахнет старой древесиной, сушеными травами, печным дымом и бесконечной любовью...

В нашем тихом, пропахшем чабрецом и пылью городке, где главным событием недели мог быть приезд цирка-шапито или отъезд кого-нибудь на учёбу в город, жила девчонка по имени Лидия. Но все звали её просто — Рыжая. И дело было не только в цвете волос, хотя они у неё были именно такие — медные, искрящиеся на солнце, словно рассыпанные монетки, непослушные и густые. Дело было в ней самой. Лида была сердцем и одновременно вечным двигателем нашего маленького сообщества. Она носилась по улицам, как комета,...

Деревня Вишенка осенью утопала в огненном кленовом пожаре и пронзительной синеве неба. Воздух, густой и сладкий, как мед, пьянил запахом прелых листьев, дымком из труб и горечью спелой брусники. Именно эта горькая ягода и позвала Марину и Михаила в лес, за речку. Бобровая запруда на краю света, за старой вырубкой, была их маленькой тайной и проверенным путем. Перейти по шаткому частоколу из жердей и бревен, который поколения бобров надстраивали и укрепляли, – дело привычное. — Только осторожнее, Миш, сегодня сыро, — бросила Марина, легко ступая по мху на своем конце запруды...

Дорогие наши ученики, учителя, родители! Те, чьи сердца и по сей день отзываются трепетным волнением на слова «Первое сентября»! Примите самые тёплые, самые душевные поздравления с Днём знаний — с тем особенным днём, который навсегда остался в нашей памяти не просто датой в календаре, а настоящим символом юности, надежд и больших начинаний. Пусть в этот день ваша душа снова наполнится тем неповторимым ощущением праздника, которое витало в утреннем осеннем воздухе. Ощущением, которое начиналось...

Мне хочется признаться тебе в любви, Лето. Не в страстной, пылкой, как первый шквальный ливень, а в тихой, глубокой, выстраданной за долгие зимние месяцы, когда я по тебе тосковала, как по самому родному человеку. Я люблю тебя за твой приход. За ту щемящую радость, когда в конце мая воздух, ещё вчера прозрачный и колкий, вдруг становится густым, тягучим и пьянящим, пахнет первой скошенной травой и цветущим тополем. Это запах твоего приближения, твоего тайного обещания, что всё будет хорошо. Я люблю тебя за твоё дыхание...

Небо над Невадой было не синим, а раскалённым до белизны. Асфальт дрожал в мареве, и по нему, как гигантский раскалённый жук, полз восемнадцатиколёсный «Питербилт». Его звали «Стальной Ковбой». А за баранкой, вгрызаясь ладонью в потрескавшуюся кожу руля, сидел Леонид. Бывший капитан дальнего плавания, променявший солёные ветра Атлантики на пыльные шляхи американского Запада. Он был не просто дальнобойщиком. Он был последним рыцарем этой бетонной пустыни. Его напарник, молодой зелёный салага по кличке Джек, с недоумением смотрел на старого волка...

Воздух в старом саду был густым и сладким, как несказанное признание. Сумерки окрашивали небо в сиреневые и персиковые тона, а последние лучи солнца цеплялись за вершины яблонь, отливая их в чистое золото. Именно в этот час, который местные жители называли «межсветьем», сад становился волшебным местом, где стиралась грань между реальностью и сказкой. Анна пришла сюда по давней привычке — подышать ароматом цветущих яблонь и укрыться от навязчивых вопросов о будущем. Её белое платье мерцало в сгущающихся тенях, словно призрачный цветок...

Воздух в этот день был особенным – прозрачным и звонким, словно хрустальный колокольчик. Он не обжигал августовским зноем, а ласково обнимал щёки, напоминая скорее о предчувствии осени, чем о конце лета. Солнце светило неярко, но как-то по-праздничному, заливая золотом купола церквей, которые, казалось, тянулись выше обычного, чтобы быть ближе к небу. В маленькой деревушке, утопающей в зелени яблонь и лип, с самого утра царила особая, торжественная тишина. Даже птицы щебетали приглушённо, а петухи кричали не для будильника, а словно в серебряные трубы, возвещая о великом дне...

Когда летний марафон ярких красок завершается, природа не погружается в уныние. Нет, она просто меняет палитру. И вот уже в воздухе витает новый, совершенно особенный аромат — сладкий, густой, с нотками подгоревшего сахара, ванили и печеных яблок. Это дыхание осени. Но не хмурой и дождливой, а той, что окутана мягким золотым светом. У осени, оказывается, есть свой вкус. И этот вкус — карамельный. Посмотрите вокруг! Разве это не гигантский кондитерский цех, где самые искусные повара — деревья...

Лето стекало с кленовых листьев, уже тронутых первым багрянцем, как капли недавнего дождя. Утекало в низкое, пронзительно синее небо тонкими нитями паутины, что плыли в невесомости, цепляясь за спущенные шторы на веранде. Анна стояла на крыльце, кутаясь в большой вязаный плед, пахнущий дымом и яблоками. В воздухе висел тот особый запах — смесь влажной земли, спелой соломы и легкой, едва уловимой горечи увядания. Он был прощанием. Не громким и трагичным, а тихим, как шепот заканчивающейся пластинки...