Почему мы расчеловечиваем? Ответ скорее известен. *** Важный дисклеймер: оценивать те или иные проявления людей как неприемлемые — это совсем не то же самое, что расчеловечивать этих людей. Этот текст — не призыв возлюбить всех. *** Роман «Не отпускай меня» нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро, вообще, про это. Послевоенный гуманистический эксперимент строится вокруг предположения, что у искусственно созданных доноров тоже есть душа. Именно её мы чаще всего ассоциируем с тем, что делает человека человеком. Но ведь душа предполагает и субъектность. А это уже угрожает уникальности человека. Поэтому эксперимент довольно безжалостно сворачивают. Сонми-451, героиня «Облачного атласа» Дэвида Митчелла говорит об этом так: «Сделать рабом человека – бремя для сознания. А сделать рабом клона – всё равно что заполучить последнюю модель вышедшего на рынок шестиколесного форда» (перевод мой). Если не только о художественном, то принц Гарри в своей автобиографии «Spare» очень правдиво пишет и о войне. Чтобы не сойти с ума, убивая «врагов», ни в коем случае нельзя думать о них как о людях. Как об угрозе, как об объекте или о цели – да. Но не как о человеке. Поэтому говорить о «потоке мигрантов» проще: у «потока» нет лиц, историй, душ. А когда нет лиц, историй, душ, гораздо проще удерживать как будто более безопасную позицию «они не-свои, другие, чужие». Обобщение, кстати, отлично работает на дегуманизацию. «Все сироты» гораздо легче становятся «будущими уголовниками или проститутками», чем конкретный, живой, вот этот ребенок с его или её личной драмой. Даже «все чиновники» – с гораздо большей вероятностью «бездушные», нежели вот этот конкретный человек, тоже измученный работой. А еще аббревиация, конечно: от «БОМЖей», с которыми всё понятно, до «ЛПРов» или «ВИПов», индивидуальный подхода к которым – только коммерческий инструмент. У тебя ведь тоже есть такие привычные штучки, правда? И у меня. Оно и понятно: убрать человека из человека – сильно упрощает жизнь и задачи. Нет источника тревоги и потенциальной боли. Нет необходимости прикладывать усилия. Но я рада, что у меня теперь есть антитела к расчеловечиванию: моя проф.деформация помогающей работой. Работой «человек – человек». Жить с антителами вообще не легче, даже наоборот. Но я бы точно не хотела быть в этом смысле «чистокровной». Photo by Андрей Дерюгин
1 год назад