Христианство и Экуменизм

Опасна ли доступность Библии для всех людей? Некоторые представители исторических конфессий из лагеря традиционалистов критикуют Реформацию за то, что она привела к значительному умножению христианских деноминаций и появлению множества библейских толкований. Раньше-то оно было проще, любое толкование, которое отдалялось от генеральной линии церкви, можно было просто буквально «выжечь», а сейчас наступила эра вседозволенности и нельзя заткнуть надоедливого «еретика» за его слова. Англиканский богослов Алистер Макграт в своей книге «Опасная идея христианства» отмечает: «Идея, лежавшая в сердце Реформации XVI в., заключалась в том, что Библия может быть понятна всем христианам и все они имеют право толковать ее и настаивать на серьезном отношении к своим взглядам…» «Протестантизм защищал право человека самостоятельно толковать Библию вместо того, чтобы покоряться исключительным «официальным» толкованиям». «Кто обладает властью определять, во что следует верить? Институты или люди? Кто обладает исключительным правом толковать для всех основополагающий документ — Библию?» Почва для этой либеральной революции в отношении Библии была подготовлена Ренессансом. Эпоха Возрождения пробудила интерес к первоисточникам и древним языкам. Стремление вернуться «к истокам» (ad fontes) породило критический взгляд на существующие церковные традиции и библейские переводы. Ученые начали сверять современные им тексты с древнееврейскими и греческими оригиналами, что усилило требование к точности и соответствию первоисточнику. Все это способствовало созданию новых библейских переводов, в том числе и на современные языки. В некотором роде Реформация была исторически предопределена и неизбежна. Невозможно было развитие Христианской Цивилизации в тисках инквизиции, рано или поздно наступил бы момент, когда свершился бы интеллектуальный прорыв, породивший богословское многообразие. Мартин Лютер мог бы и не родиться, но на его месте оказался бы кто угодно другой в любом случае. Библия сама по себе не опасна, для многих она спасительна, но она точно опасна для тех, кто хочет контролировать истину, для тех, кто претендует на монополию в отношении окончательной правды, принуждая остальных верить так же, как и он сам, нет, люди должны иметь право самостоятельно выбирать, искать Бога без принуждения со стороны. Конечно, доступность Библии — это и определенный риск, потому что она попадает в руки несовершенного человека, в чем-то заблуждающегося… Ему нужно будет самостоятельно искать и познавать, используя в том числе и помощь различных богословов-толкователей. Да, это приводит к разномыслию. Но в тоже время именно свобода рождает и личную, осознанную веру, за которую человек несет ответственность перед Богом, а не перед человеческими институтами. Библия — это полноценный письменный источник, который можно изучать самостоятельно. Процесс исследования является сложным, поэтому возникает немало ложных интерпретаций и ересей, но это еще не значит, что текст нельзя изучать и прийти к правильному мнению, например в том моменте, в котором ранее могли заблуждаться и самые великие отцы Церкви. Нет, наше истинное богатство в многообразии. Именно разномыслие в значительной мере развивало богословие и открывало неизведанные пути развития христианской мысли, не позволяло закостенеть Библейскому тексту, обращëнному к человеку разных эпох. Никому не нужно принуждение, верующим необходимо взаимоуважение к разнице во мнениях, мирному диалогу и обсуждению этого самого мнения, вероятным диспутам, в которых рождается истина, как сказано апостолом Павлом. Пора прекратить практику бесконечной вражды между христианами за вариации толкований. Даже самые первые протестантские реформаторы, создав прецедент частичной свободы трактования Библии, сперва переругались друг с другом, не свыкшись с необходимостью считаться с началом богословского многообразия. Некогда будучи гонимыми, они порой сами превращались в гонителей...

Высказывание Тертуллиана об абсурде веры. «Верую, ибо абсурдно» — один из самых известных (и часто неправильно понимаемых) философско-религиозных тезисов. Его авторство приписывают латинскому богослову Тертуллиану (ок. 160 – ок. 220 от Р.Х.), хотя точная цитата звучит несколько иначе: «Et mortuus est Dei Filius; prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit; certum est, quia impossibile» — «И Сын Божий умер; это вполне достоверно, ибо нелепо. И, погребенный, воскрес; это несомненно, ибо невозможно». Тертуллиан не утверждал, что христиане верят во что-то просто потому, что это глупо. Его мысль гораздо глубже и заключается в радикальном противопоставлении веры и человеческого разума. Для Тертуллиана "абсурдность" христианских догматов (Бог, ставший человеком; распятие Творца; воскресение из мёртвых) с точки зрения греческой философии и обычной логики была не недостатком, а преимуществом. Почему? А потому, что это доказывало: такое учение не могло быть придумано людьми. Человеческий разум никогда бы не изобрёл историю о Всемогущем Боге, Который добровольно принимает позорную и мучительную смерть. Следовательно, его источник — Божественное Откровение. Если что-то невозможно для человеческого разума, но провозглашается как истина — значит, это истина, пришедшая свыше. Тертуллиан был ярым противником попыток синтезировать христианство с греческой философией (например, гностицизм). Его знаменитое высказывание: «Что общего у Афин с Иерусалимом? У Академии с Церковью?... Наше учение с портика Соломона, а там проповедуют — искать просто... Иисуса Христа, и притом распятого?» Он считал, что попытки сделать веру "логичной" и "разумной" для язычников искажают её суть. Вера начинается там, где заканчивается разум. Абсурд — это не просто "бессмыслица", но анти-логика. Речь шла о том, что ключевые события христианства противоречили фундаментальным принципам античного мировоззрения, ибо для некоторых греков Бог — это абсолютно трансцендентное, неизменное, бесстрастное существо. Идея того, что Бог мог родиться, страдать и умереть, была не просто нелогичной, а кощунственной. Для христиан же именно в этом — вся суть Божьей любви и спасения. Тертуллиан доводит этот конфликт до предела, подчёркивая: чтобы принять это, нужен прыжок веры (отказ от диктата собственного разума). В современной речи фраза «верую, ибо абсурдно» часто используется для описания слепой, нерациональной веры, которая гордится своим противоречием фактам. В этом смысле её используют как критику религиозного фундаментализма. Но это вульгаризация идеи Тертуллиана. Для него вера была не слепой, а основанной на авторитете Божественного Откровения, которое по своей природе превосходит ограниченный человеческий интеллект. Позже другие богословы предложили иной подход к соотношению веры и разума: Блаженный Августин: «Credo ut intelligam» — «Верую, чтобы понимать». Сначала принимаешь истины веры, а затем разум, освещённый этой верой, пытается их постичь и углубиться в них. Ансельм Кентерберийский развил это в концепцию «веры, ищущей понимания» (fides quaerens intellectum). Разум не противостоит вере, а служит ей, помогая осмыслить её содержание. «Верую, ибо абсурдно» — это не призыв к глупости, а мощное богословское утверждение, утверждающее превосходство Божественного над человеческим. Истина Откровения не обязана соответствовать критериям человеческой логики. Таким образом, тезис Тертуллиана — это философский и религиозный вызов, утверждающий, что высшие истины могут быть познаны не через рациональный анализ, а только через доверие и принятие того, что превосходит саму возможность рационального постижения.

Влияние богословия на смену предпочтений в безбородых и бородатых образах Иисуса Христа Первым христианским автором, написавшим замечание относительно бороды, был Климент Александрийский (150-215 гг.). В книге «Педагог» в третьей главе он интересно описывает роль бороды в жизни мужчины: «Бог захотел, чтобы женщина имела кожу гладкую и чтобы только голова ее украшена была самородным и роскошным нарядом волос… Мужчину же, как и львов, Творец бородой украсил и ему вид мужественный сообщил в груди волосатой, служащей знаком силы и господства… Характерной принадлежность мужчины, борода, обнаруживающая в нем мужа, древнее Евы, и является символом природы сравнительно более сильной». И далее он утверждал, что, поскольку волосатость мужчины – это знак Божьего порядка, поэтому «нечестиво осквернять символ мужественности – волосатость». Кроме этого, в тексте сильно подчеркивается роль доминирования мужчины только из-за наличия бороды. Другой отец Церкви – Тертуллиан также выступал в защиту бороды как знака иерархии полов, заложенной Богом. В трактате «О женской одежде», в котором он прежде всего пишет о женщинах, он также вскользь упоминает мужчин, которые подстригают бороду и подбривают вокруг рта, сравнивая мужское бритье с легкомысленностью: «…правда, что в мужчинах, ради женщин, по недостатку природы заложено желание нравиться; и если этот пол признает за собой обманчивые уловки формы, свойственные только ему – например, слишком сильно подстригать бороду, выщипывать ее то тут, то там, брить вокруг рта… все это отвергается как легкомысленное, как враждебное скромности». То есть как у Климента, так и у Тертуллиана мы видим учение о том, что скромность якобы предполагает принятие любого тела таким, каким его создал Бог без изменений. Для мужчины сбривать волосы на лице, данные ему Богом, было признаком самообольщения и беспорядочных желаний, а также оскорбления Божьей иерархии в обществе, поскольку борода символизировала власть мужчины, данную ему Богом. Блаженный Августин, в толковании на 133 псалом писал: «Борода обозначает мужественность; борода отличает взрослых, серьезных, деятельных, энергичных. Поэтому, описывая такого человека, мы говорим: он бородат». Он описывает совершеннейшие черты, присущие мужчине. Исходя из того, что борода является знаком Божьего порядка и духовной власти мужчины, то совершенный человек после воскресения обязательно будет бородатым. Согласно ему, борода – украшение истинно мужской души, знак красоты, а не практической необходимости. Как таковая она указывала на грядущую жизнь, когда в воскресении будет реализовано все великолепие мужественности. Интересно, что эти богословские размышления также послужили обоснованием для «бородатого Иисуса Христа». Сегодня мы представляем Иисуса Христа как мужчину с длинными волосами и бородой, однако до IV-V вв. изображение Иисуса Христа было типичным в виде безбородого греко-римского юноши. Как, например, на фрагменте мозаики из Равенны (около 550 г.). Что мы видим? Чисто выбритое лицо, которое символизировало вечную молодость, обусловленную Его божественностью. Это связано с тем, что фиксация образа Христа произошла лишь в конце IV-V вв. Если во времена Юстиниана нередко встречались «безбородые» изображения Христа, особенно когда подчеркивалась его божественность, то единодушное воззрение отцов Церкви в отношении мужской бороды как знака совершеннейшей мужественности поспособствовала переходу к «бородатому» изображению Христа, которое к 400-м годам становилось все более распространённым, а к 600-м годам и вовсе стало повсеместным. Постепенно такие воззрения включались в различного рода теологические диспуты и постепенно официально оформлялись в виде конституций и других регламентирующих документов. Например, Апостольская конституция IV века поддерживает общий запрет на бритье, апеллируя к ветхозаветной книге Левит, однако рассматривая его как действие против естественного порядка, установленного Богом. На четвертом Карфагенском соборе (397 г.) был установлен 44 канон, по которому священник не должен был ухаживать за волосами и брить бороду.

Итак, в продолжение темы древнейших изображений безбородого Христа. Недавно работал с нейросетью, просил изобразить Святую Троицу, но с тем отличием, что Дух Святой мне был нужен в облике женщины, а не голубя, как обычно встречается в иконографии. Нейросеть справилась со своей работой блестяще, но вместе с тем программа мне также изобразила и Иисуса в облике молодого безбородого мужчины, хотя в набранном промте я этого не указывал.

Безбородый Бог Одним из вариантов ранних изображений Иисуса Христа на фресках, настенных начертаниях, монетах, статуях и прочих изображениях Он демонстрировался в образе безбородого молодого мужчины. Таковы были негласные требования эллинистического и латинского мира, где не было принято носить бороду, бородатые, конечно, были, но всë же значительно чаще мужчины регулярно брились. Уже значительно позже Господа станут всë чаще изображать бородатым.

Картина «Верные до смерти (Христиане – львам!)» написана британским художником-прерафаэлитом Гербертом Густавом Шмальцем в 1888-м году.

Образцы икон из каменной росписи

Иконы в технике каменной росписи Техника каменной россыпи пришла с Урала, хотя ее корни можно обнаружить во флорентийской мозаике и даже в египетских песочных картинах. В XVII веке на Урале были найдены многочисленные месторождения самоцветов, после чего началась активная их добыча и обработка. При обрабатывании самоцветов оставалось большое количество каменной крошки, которой и нашли применение в живописи, а затем и в иконографии. Главная особенность данной техники состоит в том, что икона не пишется, а «засыпается» красками. Минералы сперва дробятся и перетираются на мелкие частички разной фракции. За счет сочетания мельчайших частиц в разных вариациях и комбинации их с более крупными конечный результат оживает, приобретает объемные очертания. Для нанесения изображения используются фракции полудрагоценных и драгоценных камней, которые добывают путем ручного измельчения в ступке. Изображение схематически делят на отдельные участки, покрывают клеем, затем засыпают каменной крошкой. Для дальних планов и ликов используют самые мелкие фракции, а для переднего плана, декораций и одеяний — покрупнее. Специфичность метода нанесения изображения сказывается и на конечном результате, ведь на качество изображения влияет даже циркуляция воздуха в помещении. Никогда нельзя угадать, как именно камень ляжет на основу, что делает невозможным написание двух полностью идентичных икон, а потому каждая икона, выполненная в этой технике, — уникальна. Конечное изображение получается ярким и насыщенным, а отличительной чертой таких икон является своеобразное свечение фракций драгоценных и полудрагоценных камней. Самое главное, что такие иконы долговечны и не теряют со временем первоначальных качеств изображения.

Борьба за живоподобие в православной иконописи при Петре Первом Во время Великого посольства 1697-1698 годов молодой царь пребывал в восхищении европейской религиозной живописью. В протестантских и католических соборах Амстердама и Вены он видел светлые, почти портретные изображения святых, написанные по всем правилам перспективы и анатомии. Это было высокое религиозное искусство Европы. Вернувшись в Россию, Петр решительно возжелал именно такое же написание икон в своей стране. По свидетельству князя Бориса Куракина, император называл древние иконы «мазней» и «богомазством». Особенно его раздражали темные, почти черные лики святых на старинных образах – результат многовекового воздействия копоти от свечей и лампад. Но даже будучи царëм, он не мог полностью как-либо влиять на церковную жизнь. Но всë изменилось в 1721 году, после учреждения Святейшего Синода вместо патриаршества, Петр получил прямой контроль над церковью, превратив духовенство в фактически чиновничий отдел. Император тут же взялся за иконы. Первый удар пришелся по домашним молельням знати. Специальным указом запрещалось держать дома более пяти икон – остальные следовало передать в церкви. Нарушителей ждал штраф в 50 рублей – огромная сумма по тем временам. Но главное новшество ждало впереди. В 1722 году вышел знаменитый синодальный указ «О неискусном письме икон». Документ гласил: «Многие иконописцы пишут иконы без всякого рассуждения и самовольством, не по древним подлинникам, а как кому вздумается». Для контроля за иконописцами создавалась целая система надзора. При Синоде учреждалась должность «суперинтенданта над иконописцами» – своего рода главного художественного цензора империи. Первым на эту должность назначили французского художника и католика Людовика Каравакка, который должен был обучать русских мастеров «правильной» живописи. Любопытный факт: сам Петр лично участвовал в «иконных рейдах». Современники рассказывали, как император заходил в церкви и, увидев особенно «неискусную» икону, мог тут же приказать ее снять и сжечь. Правда, до массового иконоборчества дело не дошло – слишком велик был риск народного бунта. А мятежей в ту пору и так хватало. Главным требованием новой иконописной политики стало «живоподобие» – максимальное приближение к реальности. Святые должны были выглядеть как живые люди, с правильными пропорциями, светотенью и перспективой. Традиционная обратная перспектива и символизм древнерусской иконы объявлялись «невежеством». Вот что писал об этом архиепископ Феофан Прокопович, главный идеолог петровских церковных реформ: «Не подобает изображати святых яко бесплотных духов, но яко людей во плоти бывших, дабы верующие могли зрети в них образец для подражания». Последовательно начались изменения в традиционной иконописи. Мастера стали создавать иконы в «смешанном» стиле: лики писали более светлыми красками и с элементами прямой перспективы, но сохраняли традиционную композицию и символику. Такие иконы удовлетворяли и проверяющих, и верующих. Этот компромиссный стиль получил название «Фряжское письмо» (или фряжская манера, фряжский стиль от др.-рус. «фрязи», «фряги», также живоподобие). После смерти Петра I в 1725 году гонения на традиционную иконопись постепенно сошли на нет. Уже при Елизавете Петровне началось возрождение интереса к древнерусскому искусству, а к концу XVIII века «живоподобные» иконы стали восприниматься как необычное наследие петровской эпохи. Но именно благодаря этому наследию с наседанием государства православная иконопись обогатилась новыми техниками и приемами, дополнительными знаниями от лучших европейских мастеров. Иконописцы сумели органично соединить традицию и новаторство, создав уникальный стиль русской иконы XVIII-XIX веков. Стал широко распространëн знаменитый академический иконописный жанр. В этом и состоит немалая заслуга Петра Великого.

Основополагатель живоподобной иконописи Икона «Спас Вседержитель» была написана Симоном Ушаковым в 1668 году по заказу царя Алексея Михайловича. На этой иконе Христос изображён в спокойной и величавой позе, его правая рука поднята в благословляющем жесте, в левой он держит раскрытую книгу, на листах которой начертаны слова из Евангелия от Иоанна: «Аз есмь свет всему миру». Простая, уравновешенная композиция и мягкий, с тонкими переходами колорит создают задумчиво-отрешённый образ Спасителя. Икона написана в новом для того времени «живоподобном» стиле, основоположником которого был Симон Ушаков. Симон Фёдорович Ушаков (1626–1686) жил в переломную эпоху перехода от средневековья к новому времени. Воспитанный в традициях средневекового русского искусства, но готовый к восприятию нового, Симон Ушаков первым попытался отойти от традиционной условно-плоскостной манеры древнерусской живописи и наметил переход к новой эстетике реализма, или, по его собственным словам, «живоподобности». «Спас Вседержитель», служит образцом именно этого ушаковского «живоподобного» стиля. Лик Христа имеет уже не иконописно условные, а анатомически правильные пропорции: глаза большие, но всё-таки приближенные к реальной величине, нос тонкий, но имеющий определённый объём, рот маленький, но в пределах естественного размера. Вместо тёмных красок, которыми писали лики святых средневековые иконописцы, Ушаков использует светлый телесный тон, вместо резко очерчивающих форму «притенений» – светотеневую лепку, мягко и энергично выявляющую объём. Однако одежды, в отличие от лика, написаны в традиционной манере, складки решены чисто декоративно и представляют собой изящный и сложный узор. Дело в том, что «живоподобную» манеру Симона Ушакова ещё нельзя считать реализмом. Стремление к «живоподобности» сочеталось у него с сохранением общего образного строя, присущего традиционной русской иконописи. Лики на его иконах по-прежнему «лики», а не лица обычных людей, он сохраняет любовь к «узорочью», к декоративности цвета. Симон Ушаков –новатор, но не ниспровергатель. Он не заменил старое искусство новым, а наметил плавный переход от одного этапа к другому, от условно декоративной манеры к реалистической. Всю свою жизнь Симон Ушаков прожил в Москве на Варварке. В возрасте 22 лет он был принят в Оружейную палату в качестве иконописца. Оружейная палата в Кремле в те времена была художественным центром всей России, в её штате работали и мастера-ремесленники, создававшие различные произведения декоративно-прикладного искусства, и художники-иконописцы. Симон Ушаков получил почетное звание жалованного иконописца – государева изографа. Будучи разностороннее одарённым человеком, он работал во многих видах и жанрах изобразительного и прикладного искусства: писал иконы и парсуны, расписывал фресками храмы и царские палаты, делал рисунки для боевых знамён и книжных гравюр, чертил географические карты и планы, создавал эскизы бытовых предметов. Ушаков стал главой прочих царских мастеров, образовал целую школу иконописцев, пользовался милостями царя Алексея Михайловича и его преемников на престоле, исполнял всяческие их поручения по художественной части и до самой своей смерти жил в довольстве и почёте. Умер 25 июня 1686 года в родном городе Москве.