Житие не святых

Тика́ть из дома Федюня решил днём. Пораскинул мозгёнками, как говаривала бабуля, правда та больше мамке Федюниной говаривала, но он тоже решил пораскинуть. Днём-то хватятся не сразу, решат, что он, Федюня, на речке прохлаждается, или мяч с ребятами футболит до заката. А там уж ищи-свищи его, что вольного ветра. Припас сухариков, тайком насушив их на чердаке, по всем шпионским правилам – про шпионов и разведчиков Федюня все книжки библиотечные перечитал, да не по разу! Вынул из надёжного схрона перочинный...

- Сынооок! Сыноооок! – Толику казалось, что он отчётливо слышит голос матери. Она всегда его будила зовя, чуть нараспев. Как же он соскучился по ней! По её тихому, мелодичному голосу, по тёплым, ласковым рукам. Ему очень хотелось окликнуть её в ответ, но губы будто спеклись и не разжимались. И веки, такие тяжёлые, отчего-то разомкнуть было невозможно, - Слышь, ты тута? – зов чуть отдалился и сорвался почти на шёпот, - Отступись от него, смертынька, не прибирай, по-людски тебя прошу, - всхлип, другой,...

- А Гром всё воить и воить, воить и воить, с вечера, - старуха Голованиха, распахнув дверь в кабинет Размахнина, заскочила внутрь с резвостью молодухи, оттеснив Семенчука, пытавшегося убедить её не мешать совещанию, - Макарыч! – она обвела взглядом хмурых, незнакомых мужиков и затараторила спешно, прекрасно понимая, что начальник милиции в любой момент может выставить её за дверь, - Не иначе помёр ктой-то, Макарыч, Гром зряшно не гавчит, а уж вой подымать, так энто у него впервой, - бабка размотала...

Бабы голосили на все лады, причитая, завывая, всхлипывая, напрочь сбивая с мыслей. Мужики топтались, переговариваясь, переводя дух и подкуривая папироски дрожащими руками. Пацанва постарше, высыпавшая в ночи на подмогу взрослым, теперь сбилась в гомонящую стайку чуть поодаль. Запах внезапной беды, приправленный гарью недавнего пожара, был осязаем. Луна, подрастерявшая былую полноту, будто в подспорье людям, свесилась пониже, изо всех силёнок подсвечивая пожарище. - Бабоньки, тише, тише, - пытался...

- Вкусно-то как! – нахваливал Толик, приготовленную бабкой Ганной картоху, сперва сваренную, а после обжаренную на шкварках, с доброй порцией лука. - Кушай, сынок, кушай, - старушка поставила на стол мисочку с квашенной капустой и солёные огурчики, - Никакого тебе спокою. Набегавшийся за день Яшка, ковыряясь в тарелке, клевал носом. Бабка Ганна, заохала и поманила мальца за собой. Тот сморился, едва коснувшись головой подушки. Она вернулась в кухню с большой песцовой шкуркой, бережно неся её на вытянутых руках...