4S Studio

Татьяна, XXI век. Я к Вам лечу. Уже в метро. Простите, чуть я задержалась. Но Вы меня, за эту малость, Хоть каплю жалости храня, Вы не осудите меня? В моём отчаянном письме Я столько нежности питаю, Я вас всецело принимаю. Примите же меня вполне С любым известным Вам изъяном, Без жертвы комплексов Татьяны. Возьмите лучше кофе мне Чем ждать впустую, рассуждая, Чем провинилась я пред Вами, Не по будильникам живя. Одним лишь сердцем я ведома Сквозь жребий зрелости тяжелый, Оно одно лишь мне судья, Ему и буду век верна. В пятнадцать я была моложе И хуже, кажется, была. Теперь же я себе дороже. Перешагнув второй десяток, До середины лес пройдя, Я научилась четко видеть Людей жестоких, ядовитых, Играющих со мною в прятки, И кто в словах своих не краток, Тот мне не друг и не родня. Я не ищу себе повесу, Помещиков полуживых Не нужно равно мне вдовесок. Мой быт устроенный без стресса От обязательств берегу. Однако же, не лишены Забот безумнейшего века Часы моих суровых дней. Писал же гений тишины: Быть можно дельным человеком, Следя за чистотой ногтей. Засим, прошу Вас, не серчайте. Границы Ваши уважая, Наш образ дружбы сберегая, Моих усилий пожалейте. Письмо моё, в вагоне стоя, Писала я - чего же боле? Не презревайте и не смейтесь, Читая строчки гордым сердцем. Лишь обстоятельства кляня, Дождитесь, наконец, меня. Редко пишу шутливые вещи, но здесь не удержался. Вдохновлено рабочими чатами и талантливыми артистками нашей сцены. Без претензий на классику и посягательств на великое, исключительно в духе озорства и подражательства. Фото - для привлечения внимания, по современной моде сгенерировано нейросетью Шедеврум.

Уездный город К Так хочется покоя и тепла, Где на рассвете холодно безлюдно На берегу замёрзшего села, В уездном городе, застывшем и уютном. На набережной вековых лесов Над стенами монастырей и храмов Медовым маревом льёт золотой песок Встающее неторопливо пламя. Где утро раньше здешнего на два часа, Где семь столетий избы прорастали в землю, Там время щурит свои хитрые глаза На торопливые и юные измены И всё прощает мнимой вящей суете, И ждёт всегда седым вокзальным дымом, Очаровав сердца сосущим рвением к мечте С амбициями блудного отчизны сына. И провожает жёлтым взором низеньких домов, Оплотом теплоты недоснесённым, Кладёт поклоны склонами семи холмов, Но лучшее в себе оставит скромно: Неописуемых просторов красоту, Непринужденный слог неузнанных поэтов, Художников нетрезвых кисти широту И в детстве высоту ветвей до неба. Как хочется хоть каплю сохранить в себе Тебя, уездный город вечно спящий, Пустынность улочек сбегающих к реке И наготу пронзительную зимней чащи. Мне не было теплее никогда, Чем в доме дедовом у деревенской печки, И чем сильнее выли за окошком холода, Тем счастье ощущалось крепче. Позволь оставить всё это внутри, Не знаю дорасту ли я к тебе когда-то. Но если я, устав спешить, смогу к тебе дойти, Пообещай смотреть со мною над рекой закаты. ph: Павел Бурков

Опубликовано фото

Чай Налей мне крепкий терпкий чай, Я так спешил по гололёду Сквозь девять месяцев зимы Поговорить с тобой на "ты", С другим концом больной земли, Где ты сейчас под старым сводом, И на Монмартре все цветы К твоим ногам летят с балконов. А я лечу через метель Ничем с тобою поделиться. Мой опыт чувственный - граница С одним окном без перемен. А ты поёшь, где теплый край Твоей внимает голой правде, Ты там - звезда, я - гастарбайтер, Я - только тень, ты - менестрель. И всё же в голосе тоска Звенит стихами эмигранта, В крови - Чайковский и Булгаков, Я раньше их не замечал. И это мне даёт надежду, Пусть всё не будет так, как прежде, Я не сумею отказаться С твоею правдой пообщаться. И, как и раньше, терпкий чай Соединит две точки мира, Где за окном метели крики, Не в суете, но вопреки ей, Я здесь тебя, увы, не видел, Но голос твой всегда звучал.

Опубликовано фото

*** Я никогда не видел журавлей, Взрезающих просторы поэтичным клином. Я видел только стаи над золой полей, Их черные глаза и согнутые спины. Я слышал только крики воронья, Зовущие своих далеких братьев В потустороннем небе, где земля Одним - перина, а другим - проклятье. И как одним высо́ко не взлететь Сквозь стены облаков, нависшие над пеплом, Другим упасть так низко не суметь И не искать своё на пепелище тело, И не пройти, как ангел, вдоль рядов Солдат, укором павших под обстрелом, Как не порвать одним земных оков, Другим нельзя сойти на землю с неба... Как журавлиный клич, в священной си́ни белый храм Летит по высям скорбным перезвоном. А на земле монахи в рясах ворона крыла Творят молитву тихим и смиренным хором.

Опубликовано фото

Шесть утра Шесть утра. Пустота на Московском проспекте. Город вылил в себя всё, что было на дне. На квадратных листах перспективы рассвета Я читаю лишь серость на пыльном окне. Мои мысли шуршат по асфальтовым венам Полустертой покрышкой случайных такси. Вместе с грязью прижатый свисающим небом, Я со всех четырёх крепко загнан в тиски. И хотя всё вокруг так заброшенно-пусто, Вся свобода моя, как у крысы в трубе: Только взад и вперёд по маршрутам и курсам, Остальное - условность рисованных стен. Грязно-рыжий поток фонарей в километры, Круглосуточный сумрак ноябрьских дней. Я смотрел в дым и смог, но не видел просвета, По утру ни единой звезды в вышине. Неживые заводы и вечные стройки, Монолитный забор человейновых стен, - Всё в стоячей воде после лютой попойки, Коматоз воскресенья в богемной инсте. И безумным контрастом с экраном айфона В шесть утра гулко смотрит в меня пустота: Вечно серый подкаст, стрим семи миллионов Долбит мимо ушей прямо в цель по мозгам. Я иду остывающим выпитым телом После рейва голодных напо́енных душ. После бешеных темпов частотного бреда Мне приятно вдыхать одному тишину. Мне приятен проспект под завалами пыли, Мне понятен концепт урбанизма глуши. Коренной "no respect" на окраинах стынет Недалёкостью мелкой снобистской души. Я пишу этот триптих без всякой идеи, По дорожному руслу немой пешеход, Мимо станций закрытых и тёплой постели, Потому что мне пусто и так хорошо.

Детская Котик свернулся колечком на печке Обручем рыжим на теплом местечке. Щурится хитро на зиму в окошко, Где огород до весны запорошен. Сказки негромко рассказывать будут Котик-мурлыка и белая вьюга Деткам, лежащим в своих колыбелях, - Пусть им приснится, как Солнышко греет, Поле зелёное, лето прекрасное, Озеро чистое, ягодки красные. Сон очень тёплый навеют им тихо Белая вьюга и котик-мурлыка. Пускай до весны подрастают ребятки, Качаясь в уютных тесовых кроватках. Пусть мамы их рядом сидят до весны И видят вполглаза спокойные сны. Пусть зимняя ночь их укроет надёжно Пусть сон этот нежный ничто не тревожит, Пусть след заметают хвостами лисицы, Покой берегут, словно ока зеницу, Чтоб серые волки и чёрные тати Прошли мимо старой приземистой хаты. Чтоб дым не увидел зелёный лесничий, Читайте над ними молитвы и притчи, Ветра, словно ангелы в белых одеждах, Укутайте крышу платком белоснежным Подальше от глаза недоброго лиха. Пусть сказка метели останется тихой. А дома, свернувшись колечком на печке, Лежит рыжий стражник, следит за крылечком. И тихо внутри, и уютно снаружи В объятиях сказки, дремоты и стужи.

Сын Словно сын рядом с матерью хворой, Я сижу у её изголовья. Я читаю ей что-то простое, Чтобы стало тепло и спокойно. Словно сын неразумный и блудный, Рассуждаю я разумом скудным: Где я был в час, когда я был нужен, И зачем ей теперь эта служба? Словно сын, я надежду лелею, Что окажется сердце сильнее, Что достаточно правды на свете, Чтобы всё не закончилось этим, Словно сын, я так поздно жалею Всё, чего мы ценить не умели. Что смогли - прогуляли, пропели, Всё растратили, что не имели. Словно сын, я любовь обнаружил В час последней, отчаянной ну́жды, Что дарила она ежечасно, Что хранила меня от несчастий. Словно сыну, мне не расплатиться, Не отдать этот долг в свои тридцать, В шестьдесят не отдать, точно знаю, Что свой долг своим детям оставлю. Словно сыну, так сложно понять мне Тех, кто жив здесь как будто бесплатно, Кто живёт так, как будто не помнит Ни семьи, ни людей, ни закона. Словно сыну, мне часто обидно За детей, что поверили в кривду, За чужих матерей обнищавших, Всех обманутых, си́рых, пропащих... Всё оно начинается в малом: С детских книжек, с двора, со считалок, С первой ссадины, с теплых объятий, С первой ссоры и разных понятий, С новых ценностей, старых ошибок, С эгоизма и фразы бесстыдной, С тихой злости, "прости" не сказавшей, С запоздалой любви уходящей... Словно сын, я сижу у порога. Я смотрю на закат и дорогу. Я вдыхаю её терпкий воздух, Лёгкий ветер и летние грозы. Словно сын у постели болезной, Я надеюсь. И это полезно. Всё проходит, меня это греет. Пусть непросто, но я в это верю.

О красоте Вечно видеть твою красоту В каждой тени вечерней сирени, Оставаться волхвом на мосту После смерти, не стать белой пеной, В честь твою по звезде разгадать - Ты обещана вечности в жёны, На тебе по весне умирать Переполненным радостным звоном. О тебе всем ветрам говорить Колокольными нотами в мае, С первым блеском далёкой зари Просыпаться с тобой утром ранним, Долго-долго смотреть на тебя Сквозь раскрытые окна и шторы, В белых сумерках тайно любя Перекрёстки пустых светофоров. Выходить на карниз, обнимать Всё холодное серое небо, Под дождями твоими сгорать И листвой укрываться, как пледом, По кристальному воздуху плыть, По колено в ноябрьской стали, У замёрзшей печи видеть сны О тепле твоей снежной печали. Выходить на поля в сапогах И грустить о твоём кратком лете, Вдруг увидеть тебя в облаках Так беспечно счастливо-раздетой По улыбке твоей всё понять: Ты сама в этом крае суровом, Вся святая твоя красота В белой церкви и черных заборах. В глине улиц твоих деревень, В закалённом морозе просторов, В зимнем сне, что лелеет сирень На волшебных стеклянных узорах, В испытующем взгляде озёр, В сердцах рек, подо льдами текущих, В крепкой вере твоих синих гор Перед вечностью в бозе заснувших, В человечности голых берёз, В говорливости треска лесного, В неутешности восковых слёз, В бесконечности белого поля... Вечно видеть твою красоту И служить ей так скромно, так скудно, Собирая её наготу По словам, по слогам, по минутам, Накопить всё в себе и раздать Полувзгляды твои в полусмыслах, Чтобы стало теплей ожидать По весне воскресающей жизни.

Песни Не волнуйся, Родная, мы споём с тобой вместе, Пусть ушли все, кто лучше всех пел для нас песни Пусть иных уже нет, а другие далече, Ты же знаешь, что здесь так не может быть вечно. В нашем строгом Раю только нам и не тесно, Не для всех на краю может быть интересно. Не спеши осуждать тех, кто вышел из дома: За одно всем стоять - нет такого закона. Время - пять папирос, не балласт, не корона, Всей семьёй в полный рост, да меж нами заборы. Не для всех эта музыка; дорого стоит Нынче быть с этим грузом народным героем. Не по Сеньке берет, не по средствам билеты, Не ходи на концерт, все там иноагенты. Лучше вспомним давай девяностые что ли Про "потерянный рай" и "мою оборону". Что же, поезд сгорел, попоём на перроне, Кто успел, тот и сел; в предпоследнем вагоне Наш уехал "отец", он оставил немало: Два тату, пять колец и больную гитару. Мы с тобою споём, пусть желающих много, Текст давить сапогом, вытирать песней ноги, Ставить голень на грудь и колено на горло - Это пройденный путь. Мы же будем тихонько Без афиши, без мест, пусть никто нам не светит, За бесплатно контекст, да зато меньше спеси. Поразительно, как же судьба часто сводит Всех обиженных блажью за дальним кордоном. Не грусти, Дорогая, мы голос продали, Чтобы мысли слагать не чужими стихами. Пусть нигде нас не ждут, для здоровья полезно Чистой совести звук, тихим голосом - честность. Говори, и пускай не дают микрофона, Твой отчаянный шёпот сильнее их фона. Он откликнется там, где хотят его слышать. Не сдавайся врагам, Дорогая, мы выше. А когда лягут спать, мы отправимся дальше Вдоль залива искать тропы вышедших раньше. Мы найдём недокуренный след сигареты, Там, на том берегу, наши песни не спеты.