Путевые заметки

Два раза начинала писать - и два раза образ города ускользал. Решила расслабиться и позволить себе быть непоследовательной. Ереван - город доброжелательный и помогающий. Остановишься на перекрестке, начнёшь оглядываться, сразу подходят люди: "Чем могу помочь?", "Куда вам надо?". Голос, хорошо знакомый, национально идентифицируемый: с гортанной интонацией, одновременно прерывистый и напевный. Дня не прошло, а я уже начала подражать местному говору, очень он заразительный. Помогают везде. Женщина, что моет полы с утра, берёт за руку и показывает, где обойти здание...

Как только дверь квартиры хлопает тебя по плечу, путешествие объявляется открытым, и каждое действие признаётся более значительным, чем раньше. Ты не выносишь мусор, а совершаешь вынос мусора, напоследок. Ты садишься в автобус и думаешь, кому и что написать, чтобы сработал внутренний стартовый пистолет? В результате звонишь маме. Мама сама в дороге, и кажется, что весь мир сошёл с места и движется, движется вдоль твоей жизни, как деревья, - относительно вагона поезда. Вокзал добавляет мыслям путешественника гулкий объем...

С ума сведут меня когда-нибудь эти прощания.  Всё известно о среднестатистическом человеке: какую тяжесть может выдержать его позвоночник, какая доза облучения для него безобидна и какие лекарства в каком количестве должен этот человек принимать.  А вот скажите мне, считал ли кто-то, сколько прощаний может вынести человек без ущерба для своей сердечной мышцы? Сколько раз может он размыкать объятия? Сколько бескомпромиссных хлопков двери такси он выдержит, и в каких объемах может заглатывать стремительный,...

Долго искали садовые ножницы. Бабушки подрезали виноград и куда-то положили. Обшарили весь виноградник. Нет ножниц, и всё тут. Зато, когда косили траву под вишней, нашли детские галоши, потерянные ещё весной. Вещи здесь живут своей непринуждённой жизнью. В их свободе чувствуется и летняя праздность и невыносимая лёгкость бытия. Порядка никогда нет. Наводить его бесполезно. В углах скапливаются баночки из-под чего-то полезного и для чего-то полезного, ждут своего часа. Освобождаются бутылки от минеральной воды: зачем их выбрасывать? Потом сделаем морс в дорогу...

После восьми вечера на станичной улице делать нечего. Ночи на Кавказе тёмные, как вишнёвый сироп, и сгущаются так же быстро. Ночь начинается снизу, с земли, и странно видеть синее небо с одной-двумя ранними звёздами над антрацитовой, ослепшей деревней. Ночь рождает тишину. Общую темень разбавляют разве что занавешенные окна. Свет от них бледный, акварельный, он не достигает чёрной дороги, по которой идёшь ты, одинокий, сопровождаемый шушуканьем бесстыжих цикад.  Время от времени попадётся магазин под ярким фонарём - оазис в общей темноте...

"Чрели абано", "пёстрые бани" Тбилиси - самые известные в квартале Абанотубани, то есть в банном - подвели меня к литературному открытию. Расскажу по порядку. Здание серной бани "Чрели абано" с ярким фасадом, достойным самаркандских мечетей (потому что именно жители Узбекистана выкладывали мозаику и даже оставили секретный автограф, надпись "Самарканд" в бело-голубой восточной вязи), появилось в конце XVIII- начале XIX веков, а в 1829 году здесь уже мылся Пушкин, проездом:   «Я остановился в трактире, на другой день отправился в славные тифлисские бани...

Зашли сегодня в винную лавку. Место красивее, чем ювелирный салон. Таинственнее, чем Хогвартс. В приглушённом свете винные бутылки кажутся скрывающими в себе музыку, способными звучать, как трубы орга́на. Пока Ромка вёл с хозяином беседу о том, долго ли вино выдерживалось в квеври, на осадке, и может ли саперави быть не из Кахетии, а из Имеретии, я просто наслаждалась атмосферой.  Хозяин сказал о Ромке: "Он из нашего винного клуба" (Роман водит туда друзей и блогеров, пишущих о вине. В общем, делает рекламу месту, которое не представлено в Инстаграме)...

Впечатления из дальних поездок раскладываются в условные папки: "Кухня", "Люди", "Язык", "История города" - и так далее.  Но бывают частные, маленькие эпизоды, для которых трудно подобрать папку, хоть они и создают настроение в путешествии. Например, нашла на набережной жёлтую бусину, похожую на леденец. Смешная, дешёвая бусина, повешу на связку ключей, буду зимой ловить её солнечные отсветы и вспоминать Батуми.  - В первый раз здесь? - спрашивает зубастый таксист, когда уже везёт нас на вокзал, уезжать обратно, в Тбилиси...

Оно очень красивое, море Грузии. С градиентом бирюзы, сгущающимся к горизонту. С отсветами неба и посеребренными сгибами волн. Оно прозрачное и освобожденное от всего лишнего. Лишь изредка мелькнёт в воде призрак медузы, да проплывёт мимо тебя проржавленный листок эвкалипта - миниатюрная пирога. Но остаться один на один с морем в Батуми в августе невозможно. В восемь часов утра оно уже обитаемо. А в десять - плотно заселено.  Можете представить себе любое черноморское побережье, и вы не ошибётесь:...

Да простят меня друзья, влюбленные в Грузию окончательно и бескомпромиссно, но Батуми всё-таки вызывает двойственные чувства.  Услышала тут фразу: "Батуми - внебрачный сын Геленджика и Дубаи". Я тоже вижу в нём бастарда. То, что от Дубаи, заставляет открыть рот в изумлении: синие небоскребы, которые возводятся быстрее, чем за год, роскошная городская иллюминация. Светится всё: гирлянды в заросших виноградом кафе Старого города, маленький и трудолюбивый Батумский маяк 1863 года рождения, пустующие барные витрины прямо на галечном пляже, высотки, само собой, и музыкальные фонтаны...

Подруга упрекнула меня, что я не упомянула красоту военно-грузинской дороги и прелесть первой встречи со столицей. Она, со своим знанием места, написала о нём прекрасно и живописно. Цитирую: "А почему ты не описала трёхметровые арочные окна, выбитые прямо в скале? Необычайное карстовое озеро внутри ущелья, которое поражает своим сапфировым цветом? Водопад, протекающий сквозь череп горного козла? А главное - ночное горное небо, высокое, но досягаемое, пахнущее травами и космосом..." Ни прибавить, ни убавить...

Сначала была не Грузия, сначала был Владикавказ: последняя станция на пути автобуса "Ставрополь - Тбилиси". Владикавказ, липкая жара +36, толпа желающих уехать, приставная табуретка в проходе микроавтобуса, чтобы все расселись. Дальше материализовались фуры. Фуры, фуры, фуры... Они стоят вдоль дороги, и мы едем мимо них десять минут, двадцать, полчаса... Между фурами - мужики (очевидно, водители). Они обливаются из бутылок, едят, спокойно беседуют. Кто-то из них, под скалой, в трико и с голым пузом, хрустит огурцом...