Юнна Мориц

Дмитрий Быков ... Я думаю, что у Юнны Мориц как раз имеет место глубочайшая нравственная деградация, полное забвение. Это форма деменции, но деменция – не всегда умственный упадок. Иногда это утрата каких-то нравственных ориентиров. Поэтому Юнна Мориц клевещет на людей, поэтому Юнна Мориц призывает к расправам, поэтому Юнна Мориц поощряет людоедов, и так далее. Но все это следствие одной изначаль ной ошибки, одной изначально абсолютизации собственного эго, собственной отдельности. Это желание наперекор собственному здравому смыслу, нравственности, человечности обязательно настаивать на своем.

* * * Если покажется вдруг, что Совесть и Честь – ерунда, И кроме вреда, в них нет никакого смысла, Тогда холодной воды попейте не из крана, где льётся вода, А наденьте два звонких ведра на дугу коромысла И отправляйтесь туда, где в колодце – звезда Среди ясного дня видна, в той водичке мерцает она, Где колодец – Читатель, в котором – небес глубина. Эту воду я вёдрами пью, доставая её из колодца, Где небес глубина, среди ясного дня свои звёздочки выстлав, Пьётся вёдрами этой воды, чистым сердцем колодца поётся, Чья земная, небесная сила создаётся святынями смыслов, Духом Господа, Бога, Творца – всего и всего остального, Духом Господа, Бога, Творца, у которого было В Начале Слово, Слово Бог, мироздание смыслов, невыразимых в числах. Если покажется вдруг, что смысла нет никакого – Ни в чём, нигде, никогда, нет ни Совести, ни Стыда, Всюду победу празднует сатанинская, дьявольская орда, – Будьте там, где не быть нельзя, там – где В Начале Слово, Слово Бог, без которого нет – всего и всего остального, Нет ни Совести, ни Стыда, ни в чём, нигде, никогда, – Будьте там, где не быть нельзя, повторяю снова и снова, Где колодец – Читатель Бога, первожизни святая вода.

СОБСТВЕННОЕ НЕБО Я жива, жива, жива, Богом не забыта, Молодая голова Дрянью не забита. Нету в голосе моем Денежного звона – Лучше вольным соловьем, Чем орлом у трона. Нет, не лучше – только так: Соловьем, и вольным, Чтоб на детях этот знак В возрасте дошкольном Восходил звездой во лбу, Метил с малолетства. Чудный свет на всю судьбу Проливает детство, Просветляя нам слова И угрюмство быта. Я жива, жива, жива, Богом не забыта. Голос чей-то и ничей Слово к слову сложит, И никто меня ничем Обделить не сможет. Не возьму чужой воды И чужого хлеба. Я для собственной звезды Собственное небо.

МЫ СО СМЕРТЬЮ НЕ ИГРАЕМ  "Щэ нэ вмэрла Украина", "Ещэ Польска не сгинела",  Но Россия петь не будет "Я ещё не умерла!"  Эта разница – такого необъятного размера,  Как небесная улыбка лучезарного тепла! Эта разница бездонна, эта разница интимна,  Тайна гимна так взаимна, что влияет на судьбу, –  У России быть не может никогда такого гимна  "Не дала ещё я дуба", "Не лежу ещё в гробу".  Русофобов это свойство пробирает вечным страхом,  Русофобы чуют нечто, не вместимое в слова…  Но Россия петь не будет "Я ещё не стала прахом", –  Потому что смерть не любит панибратства, хвастовства.  "Щэ нэ вмэрла Украина", "Ещэ Польска не сгинела", –  Смерть ещё не наступила, вот какие, брат, дела!  Но Россия петь не будет "Я ещё не околела",  У неё не будет гимна "Я ещё не умерла".  Эта разница священна, и вселенная красива,  Мы со смертью не играем и не дразним – кто сильней?  "Щэ нэ вмэрла, не сгинела" – так не будет петь Россия,  Эта разница огромна, остальное – только в ней!  Наблюдается такая гимнов общая картина –  "Ещэ польска не сгинела", "Щэ нэ вмэрла Украина".  В эту общую картину "Я ещё не умерла" –  Слава Богу не вписали нас Поэзии крыла!

ВОЙНЫ ОСАТАНЕВШИЙ ПАРАЗИТ Укрофашистский дрон напал на город Грозный, - Главнюк укрофашистов гитлерозный, Войны осатаневший паразит Транзитом дронов Грозному грозит! Но весь кошмаровоз его угроз Ответит вскоре на один вопрос : А сколько надо и каких транзитов, Чтоб весь генштаб укрофашистских паразитов Был превращён в Истории отброс?!.

ОБМОРОК Латвия, Рига, восьмидесятые годы последнего столетия второго тысячелетия, идут какие-то международные мероприятия, культурные, литературные, философские, кинофильские, театральные, музыкальные, с праздничным ужином на прощанье: мясо, рыба, птица, икра всех расцветок, горы салатов, оливок, маслин, маринованных овощей, грибов, чесноков, яблок с клюквой, заливное, жаркое, сациви, селёдка с картошкой с укропом, персики, виноград, мандарины, бананы, дыни, арбузы, клубника, черника, торты, пирожные, пирожки, бальзамы, вина, джины, виски, ликёры, водки, орехи, цукаты, варенье из роз. А маленький, худенький, старенький, беленький – весь в белом! – прозрачненький гость из Индии, глядя на всю эту роскошь, падает в обморок, прямо в руки таких же беленьких индусов, которые улыбаются и дышат над ним таинственно, и он улыбается в обмороке таинственно и с этой улыбкой приходит в сознание и обретает речь. И о чём эта речь?.. О том, что выше его таинственных сил – понять, как такое небольшое число людей может съесть такую огромную пищу, которой достаточно, чтоб накормить тысячи голодающих. Его улыбка была пронзительной, не от мира сего, и все почтительно улыбались, глядя на это чудо природы и слушая белого старичка, как блаженного дурачка, как такое особое украшение дружбонародного мероприятия. Был он в белой хлопчатой одежде, штаны и рубаха, происходил из очень богатого рода и сам был богат, содержал больницы народные, школы, библиотеки, видел всякое, а в обморок падал от странных вещей, подробно описанных выше. С точки зрения покупки биофизического бессмертия, которое почти готовый продукт в компьютере комфортабельных, развитых, сытых стран, этот беленький блаженный индус – не что иное, как тупиковое развитие мусора заблуждений, тормозящих превращение человека в сверхчеловека, меняющего свою духоплоть, как платье, чтоб жить вечно, не умирая. Сверхчеловек на компьютере будет печатать сколько угодно собственных тел и мозгов, самых разных, сообразных средствам и цели – жить вечно. И пищу он будет печатать, и будет печатать ритмы, уничтожающие все неприятности, боль, печаль, угрызения совести и прочую гадость, которая валит в индийский обморок беленьких старичков человеческих с улыбкой таинственной. Но я с тех пор не хожу ни на какие литературные, культурные ужины, обеды и завтраки. А беленький старичок с тех пор ушёл в небеса и улыбкой таинственной даёт мне знать, что сверхчеловек – тупиковый продукт развития сверхтехнологий, которые истребляют друг друга в беспощадной борьбе за бессмертие запчастей, но бессмертно совсем другое…

* * * Не исчезли никуда Девяностые года, Их бандитского труда Русофобская среда. Девяностые "лихие", Их бандитская стихия, – Всюду эти господа Русофобского труда! Эти рожи носорожьи, Хохотальники открыв, Вылезая вон из кожи, Хирургически похожи На гноящийся нарыв. Здесь от гнойной хирургии Всё зависит!.. Боже мой, Дух небесный и земной, Дай России, помоги ей Пересилить этот гной! Нужен врач Святой Лука, Врач Бессмертного Полка! Нужен Войно-Ясенецкий, Хирургии гнойной спец, Врач, священник, дух творецкий, Чистой силы образец! На войне, где гной мертвецкий, – Кто спасал от гнойника? Русский врач, Святой Лука, Гений Войно-Ясенецкий, Врач бессмертного Полка!

Эссе Юнна Мориц Нечто вроде предисловия Мое эссе "Быть поэтессой в России" вышло в свет в мае 1976 года в Варшаве, в журнале "Литература на свете", в переводе на польский язык. До этого в Москве и в Петербурге, тогдашнем Ленинграде, прочли его многие, а некоторые из этих многих совершили ряд абсолютно безуспешных попыток напечатать его в толстых и в тощих журналах. С тех времен у меня сохранилась записка с перепиской двух начальников одного почтенного литиздания. Начальник поменьше - начальнику побольше: "Снять переборы в характеристиках Ахматовой и Цветаевой, вообще сделать это "полегче"... Если Вы одобрите это в принципе, в основе - мы "дожмем"...www.owl.ru/...aa11

Иллюстратору Шевченко vk.com/...lexx

СЕРЕНАДА    Скажи мне гадость,    моя радость.    Сломай мне челюсть,    моя прелесть.    Пальни мне в голову из дула,    чтобы ее с подушки сдуло.    Навесь удава мне на шею,    когда я в бане хорошею.    Налей в шампанское мне яду,    когда пою я серенаду.    Бревном распополамь хребтину,    когда рисую я картину.    Гони пантеру из вольера,    когда целую кавалера.    Включи, не зажигая, газ -    я закурю - и весь рассказ!    С балкона урони кирпич,    когда пойду я челку стричь.    Подсунь мне под ноги тайком    трубу, что хлещет кипятком,    или троллейбуса ступень,    чтоб я обуглилась, как пень,    под током, бьющим в мокрый день.    И хорошо бы двинуть поезд,    чтоб я под ним была по пояс.    Неплохо также и докласть,    что я не так любила власть,    как ты любил и твоя милка, -    авось прибьёт меня казнилка...    И хорошо бы в идеале -    твои бы вши меня сожрали,    а ты бы вышиб гонорар    за мемуар большой морали.    Чудесно - в гроб меня улечь!    Твоя мечта, о том и речь,    должна цвести, ронять кирпич,    когда иду я челку стричь.    Ax, ты мой зайчик, друг поэтый,    сто лет живи с мечтою этой,    не мрачен будь и не болей, -    с такой мечтою жить светлей,    налей мне кофе с мышьяком,    с мечтой о чем-нибудь таком...    Я выпью за твое здоровье,    а ты прикинься дураком.

НЕБЕСНАЯ СИЛА Обожаю прекрасную правду о том, Как болеет король головой, животом, Ни один ему лекарь не в силах помочь, Прогоняет король этих лекарей прочь! Но небесная сила, чья плоть не видна, Говорит королю языком полусна: "Вас, бедняжка, спасёт от страданий рубашка Человека счастливого, только она!" Всех министров несчастных нарушен покой, Все министры бегут за рубашкой такой, Все министры несчастные стонут в пути, – Человека счастливого негде найти! Всех на свете несчастней – богатый купец, Обанкротился он, и богатству – капец! Всех на свете несчастней – владелец земель, Батраки разбежались – и сел он на мель! Всех на свете несчастней – могучий пират, И жену, и алмазы украл его брат, Но зарезал пират и жену, и его, – Все алмазы исчезли, что хуже всего! А министры сидят на морском берегу, Их несчастная доля согнула в дугу. Но в счастливой рубашке счастливый рыбак Жарит рыбу, куря капитанский табак! Он в рубашке счастливой, а рядом – жена, Молодая, в счастливой рубашке она, И в счастливой рубашке – дитя рыбаков, И в счастливой рубашке – луна облаков. А министры – несчастней бездомных собак И скулят: "Неужели ты счастлив, бедняк?" "Я – совсем не бедняк, я – богатый рыбак, – Море, лодка, жена, капитанский табак!" "Так продай нам рубашку свою поскорей, Умирает король без рубашки твоей, – Нет на свете счастливей тебя, рыболов"! Он снимает рубашку – и всех-то делов! А небесная сила, чья плоть не видна, Запасную рубашку выносит она. И в счастливой рубашке – рыбак, но притом Не болеет король головой, животом! Обожаю прекрасную правду, а в ней – Всех сильней справедливость любвистых корней. И в счастливой рубашке счастливый рыбак, – Море, лодка, жена, капитанский табак!

СЕРЕНАДА Скажи мне гадость, моя радость. Сломай мне челюсть, моя прелесть. Пальни мне в голову из дула, чтобы ее с подушки сдуло. Навесь удава мне на шею, когда я в бане хорошею. Налей в шампанское мне яду, когда пою я серенаду. Бревном распополамь хребтину, когда рисую я картину. Гони пантеру из вольера, когда целую кавалера. Включи, не зажигая, газ - я закурю - и весь рассказ! С балкона урони кирпич, когда пойду я челку стричь. Подсунь мне под ноги тайком трубу, что хлещет кипятком, или троллейбуса ступень, чтоб я обуглилась, как пень, под током, бьющим в мокрый день. И хорошо бы двинуть поезд, чтоб я под ним была по пояс. Неплохо также и докласть, что я не так любила власть, как ты любил и твоя милка, - авось прибьёт меня казнилка... И хорошо бы в идеале - твои бы вши меня сожрали, а ты бы вышиб гонорар за мемуар большой морали. Чудесно - в гроб меня улечь! Твоя мечта, о том и речь, должна цвести, ронять кирпич, когда иду я челку стричь. Ax, ты мой зайчик, друг поэтый, сто лет живи с мечтою этой, не мрачен будь и не болей, - с такой мечтою жить светлей, налей мне кофе с мышьяком, с мечтой о чем-нибудь таком... Я выпью за твое здоровье, а ты прикинься дураком.