Так бывает

Сидим мы с мужем на дачной веранде, наслаждаемся тихим летним вечерком. Чай с смородиновым листом попиваем, варенье малиновое к нему припасла. Воздух тёплый, пахнет свежескошенной травой и цветущей липой. Вдруг слышу — по грунтовой дороге к нашему участку машина подъезжает. Присмотрелась — так и есть, Ленка, племянница мужа, выходит из роскошного серебристого мерседеса. С ней какой-то незнакомый мужчина. — Сереж, смотри-ка, — толкаю мужа локтем. — Племянница твоя пожаловала. И не одна, с кавалером...

Очередь в отделении Сбербанка была такой же длинной и неторопливой, как пятничный вечер. Маргарита Петровна, достав из сумки списки продуктов, мысленно составляла план на ужин. Впереди нее две женщины, лет под пятьдесят, как и она сама, оживленно обсуждали третью, отсутствующую. — Представляешь, Светка-то ушла! — с придыханием говорила одна, в ярком рыжем парике. — От Виктора. Говорит, двадцать пять лет терпела его ворчание, хватит. — Куда ушла-то? — подхватила вторая, закутанная в пуховый платок, несмотря на плюсовую температуру за окном...

Осень в этом году была особенно золотой. Я сидел у окна своей мастерской и наблюдал, как ветер играет с последними листьями старого клёна. Казалось, сама природа готовила декорации к моему уходу. Каждый лист, медленно кружась в своём последнем танце, напоминал мне мазки кисти на холсте — такие же несовершенные, но полные смысла. Меня зовут Виктор Петрович. Мне семьдесят восемь лет, и я художник. Не знаменитый, не богатый — просто художник. Тот, кто всю жизнь пытался поймать ускользающую красоту. Моя мастерская — это бывшая гостиная в коммунальной квартире, где я прожил всю жизнь...

Я всегда считала наш брак крепостью. Не той показной, про которую пишут в соцсетях, а настоящей — с толстыми стенами, надёжными затворами. Мы строили её десять лет. Камень за камнем. Доверие, уважение, общие победы и поражения. Двое детей. Совместные бессонные ночи у кроватки сначала Машеньки, потом Сашки. Ипотека, которую мы выплачивали вместе. Его карьера, которую я поддерживала, как могла. Мои мечты, которые он будто бы разделял. А сегодня эта крепость рухнула. Не под натиском внешних бурь, а из-за предательства своего же командира...

Ольга стояла в самом конце очереди в отделении банка, уставясь в номерок с цифрой «157». На табло горело «136». Она вздохнула и достала телефон, чтобы скоротать время. Перед ней маячила спина мужчины в дорогом костюме. Он нервно поглядывал на часы и отчитывал кого-то по телефону за задержку отчётов. Через два человека молодая мать пыталась успокоить плачущего младенца, перекладывая его с руки на руку. Пожилая пара перешёптывалась о том, что не успеют к открытию поликлиники. «У каждого свои заботы», - мелькнуло в голове у Ольги...

Анна стояла перед зеркалом в примерочной дорогого бутика и не узнавала себя. Отражение смотрело на неё глазами, полными сомнения. Роскошное платье цвета шампань, расшитое бисером, сидело на ней безупречно. Оно кричало о достатке, вкусе и статусе. И было абсолютно, до слёз, чужим. - Ну как, Анна? Идём брать? - Голос Светланы, будущей свекрови её дочери, прозвучал снаружи. Анна глубоко вздохнула и вышла. - Боже, вы в нем просто богиня! - воскликнула Светлана, щёлкая языком от восторга. - Я же говорила, что мой вкус не подведёт...

Её звали Вера Сергеевна. Имя, как выцветший гербарий, хранило запах другой эпохи — эпохи чернильных перьев, звонких трамваев и доверия к слову «навсегда». Сейчас «навсегда» подходило к концу. Врачи, щурясь на снимки, говорили «нужно наблюдать», но Вера Сергеевна, всю жизнь преподававшая ботанику, знала — растение, когда увядает, не кричит. Оно просто медленно отпускает зелёное. Единственным существом, которое провожало её в этот последний путь, был фикус. Не просто растение, а солидный, столетний старец по имени Фило́ген...

В маленьком-премаленьком городке, затерянном среди холмов, где река обнимала старый мост, а улочки виляли, как ленточки, стоял самый необычный дом. Он был кривым не от старости, а словно нарочно - с покатой крышей, окнами-ромбиками и дверью, в которую нужно было входить, наклонив голову. Вывеска над дверью гласила: «Мастерская воспоминаний. Чиним шляпы особого назначения». В этой мастерской жил старый Шляпник. Волосы его были седыми и пушистыми, как одуванчик, а глаза - тёплыми, как вечерний чай...

Участковый, молодой лейтенант с уставшим взглядом, вёл приём в тесном кабинете, пахнущем пылью и старыми бумагами. Он медленно листал документы Татьяны Михайловны, изредка покрякивая. - Гражданка Петрова, - наконец отложил он папку, - я понимаю ваше волнение. Но факт просмотра квартиры потенциальными покупателями - не доказательство мошенничества. Временная регистрация не даёт прав на распоряжение имуществом. Без свидетельств обмана это гражданско-правовой спор. - Но они же обманом выманили у меня квартиру! - голос Татьяны Михайловны дрожал...

Татьяна Михайловна аккуратно разложила только что испеченные ватрушки на тарелке, поправила салфетку и отошла к окну. Засыпающий ноябрьский вечер зажигал огни в её родном дворе - том самом, где она играла в детстве, где гуляла с коляской Ольги, где вот уже сорок лет знала каждую скамейку, каждое дерево. Её трёхкомнатная квартира в старом, но добротном кирпичном доме была не просто жильём. Она была её крепостью, памятью, продолжением самой души. Звонок в дверь прозвучал как всегда неожиданно. На пороге стояли Ольга, Сергей и Ксюша - все трое с сияющими лицами и какими-то коробками...

Смс пришло глубокой ночью. Ольга, допоздна разбирающая отчёты для завтрашнего совещания, машинально потянулась к телефону. На экране горело единственное слово: «Сестрёнка...» От этого старого, детского обращения у неё ёкнуло сердце. Ира. Младшая сестра. Талантливая, харизматичная, вечно витающая в облаках Ира, которая за сорок лет так и не научилась решать свои проблемы без помощи старшей сестры. Ольга, не раздумывая, набрала номер. - Ира? Что случилось? В трубке послышались всхлипы. - Оль... Мне негде жить...