Sabriya gotovit

Жанна проснулась посреди ночи от сухости во рту. Часы на тумбочке показывали три утра. Стараясь не разбудить мужа, она тихо выбралась из-под одеяла и на цыпочках направилась на кухню. Дом был погружен в тишину, лишь слабый свет луны пробивался сквозь шторы. Наливая воду из кувшина, она вдруг услышала приглушенные голоса из комнаты свекрови. Дверь была слегка приоткрыта, и слова, словно острые иглы, долетели до Жанны. — …она не подходит ему, — шептала свекровь. — Сын заслуживает лучшего. Ты видел, как она хозяйство ведет? А детей до сих пор нет! Я говорила, что эта свадьба была ошибкой...

Анна, молодая медсестра, только что закончила смену в городской больнице. Усталая, но довольная, она вышла на улицу, вдыхая прохладный осенний воздух. На парковке она заметила пожилого мужчину, который, споткнувшись, упал и пытался подняться, опираясь на трость. Не раздумывая, Анна бросилась к нему. — Дедушка, вам помочь? — мягко спросила она, подхватывая его под руку. Мужчина, с сединой и добрыми, но усталыми глазами, благодарно улыбнулся. Его одежда была простой, почти потрёпанной, но в нём чувствовалась какая-то спокойная уверенность...

Марина, врач скорой помощи, привыкла к ночным вызовам, к хаосу и человеческому горю. Но этот вызов был особенным. Диспетчер сообщил о ребёнке с высокой температурой в старом районе города, где дома, словно призраки, хранили истории своих жильцов. Она схватила сумку с медикаментами и, не теряя времени, села в машину скорой. Квартира на третьем этаже старого кирпичного дома встретила её запахом сырости и тусклым светом одинокой лампочки. Дверь открыла женщина лет сорока, с усталыми глазами и нервной дрожью в руках...

Она долго молчала, проглатывая обиды. Свекровь, муж, его родственники — все словно сговорились: каждый раз напоминали ей, что она лишь «приложение», «ненужная жена», что её заслуги ничего не стоят. Но только они забыли одну вещь: дом, в котором они жили, бизнес, который приносил доход, уют и достаток — всё это появилось её руками. Она ночами работала, поднимала компанию, вела дела, верила в их общее будущее. Когда в очередной раз на семейном собрании её унизили, она подняла глаза и спокойно сказала: — Вы считаете меня ненужной? Хорошо...

Мужчина стоял в углу тесной нотариальной конторы, где воздух пропитался запахом старых бумаг и пыли. Нотариус, сухонький старичок с очками на кончике носа, монотонно зачитывал завещание покойной тёти Агаты. Родственники, собравшиеся вокруг массивного дубового стола, переглядывались с плохо скрываемым напряжением. Кто-то нервно теребил платок, кто-то постукивал пальцами по подлокотнику. А он, Пётр, еле сдерживал улыбку. Тётя Агата была женщиной эксцентричной. В свои 82 года она умудрялась держать в страхе всю родню, раздавая колкости и загадочные намёки на своё «огромное состояние»...