Sabriya gotovit

Когда свекровь вырвала из-под неё стул во время семейного ужина, восьмимесячная беременная женщина рухнула вниз – и крик, который разорвал тишину, оборвал весь разговор в комнате… Семейный ужин в доме на улице Стасовой пах жареной уткой, чесноком и старым напряжением, которое никто не решался назвать по имени. Лена сидела во главе стола — ей уступили место, потому что «беременной положено». Восемь месяцев, живот уже не помещался между ней и краем стола, и она то и дело отодвигалась, чтобы дышать...

1946 год. Апрель. Снег ещё лежал в оврагах, но уже чавкал под сапогами, будто земля устала держать зиму в себе. Катя стояла у калитки с утра. В руках — платок, который она комкала так, что костяшки побелели. Поезд пришёл в полдень, но мужа всё не было. Она знала: если он жив, то будет именно на этом. Списки ей показывали в военкомате — фамилия стояла в графе «возвращается». Когда он наконец вышел из вагона, она его не узнала сразу. Худой, как нож, глаза ввалились, гимнастёрка висела мешком. Вместо «Катюша» сказал просто «Катерина», будто пробовал имя на вкус после долгого молчания...

Анастасия вошла в квартиру без звонка — просто повернула ключ, как делала тысячу раз. В коридоре пахло её духами и чем-то ещё, чужим, сладковатым. Обычно в это время дня Сергей спал после ночной смены или сидел в наушниках за компьютером, притворяясь, что ищет работу. Уже четыре месяца он «между проектами», а она тянула всё на себе: ипотека, коммуналка, продукты. Сегодня тишина была другая. Не сонная, а напряжённая, будто кто-то затаил дыхание. Она сняла каблуки, чтобы не щёлкать по паркету, и пошла на голос...

Теперь я тут буду жить! — хихикнула она, раскинувшись на нашем диване в одной короткой сорочке, будто это уже её законная квартира. Муж молчал, красный, как рак, а я просто кивнула и сказала: «Хорошо. Завтра в десять у нотариуса, оформляем всё как положено». Она тогда ещё больше развеселилась: думала, я блефую, что сдамся и уйду тихо, оставив им «семейное гнёздышко». А я не блефовала. На следующий день мы втроём сидели в кабинете нотариуса. Любовница пришла в том же победном настроении: мини-юбка, яркий макияж, улыбка до ушей...

Тоня пропалывала грядки в огороде, когда услышала, что кто-то зовёт её из двора. Она выпрямилась, вытерла пот со лба и подошла к калитке. Там стояла незнакомая женщина. Тоня пропалывала грядки в огороде, когда услышала, что кто-то зовёт её из двора. Она выпрямилась, вытерла пот со лба и подошла к калитке. Там стояла незнакомая женщина в лёгком летнем платье, с большим рюкзаком за плечами. Лицо её было бледным, глаза — широко раскрытыми, словно она бежала от чего-то страшного. — Тоня? — спросила женщина дрожащим голосом...

Беременная горничная Аида стояла на коленях в огромном зале особняка, вытирая мраморный пол тряпкой, пропитанной потом и страхом. Её живот, уже на шестом месяце, оттягивал спину, но она не смела остановиться. Миллиардер Артем Власов, хозяин этого дворца из стекла и золота, расхаживал по комнате в своем безупречном костюме за миллион долларов. Его глаза, холодные как сибирский лед, сверлили её спину. — Ты опять пропустила пятно у камина! — рявкнул он, швырнув бокал с виски в стену. Осколки разлетелись, один порезал ей щеку...

Врача зовут Ирина. Говорят, хороший врач. Нам повезло. Я ни разу не видела её лица. Она всегда в маске и в очках. Я лежала в палате инфекционного отделения, где воздух был густым от дезинфекции и страха. COVID-19 свалил меня внезапно — кашель, как ржавый нож в груди, температура, что жгла кожу. Муж позвонил в скорую, и вот я здесь, в изоляции, с капельницей в вене и мыслями, что это конец. "Ирина — лучший инфекционист в городе," — шепнула медсестра, надевая на меня маску. "Она вытащила сотни. Повезло вам...

В маленьком поселке у леса, где дома жмутся друг к другу, как грибы после дождя, жила девчушка по имени Маша. Ей было девятнадцать, и она слыла первой красавицей: коса до пояса, глаза голубые, как небо в ясный день, а фигура — загляденье. Но поселок был бедным, парни — сплошь пьяницы или уехали в город, а Маша мечтала о свадьбе, о платье белом и о том, чтобы не осрамиться перед соседками. "Пусть лучше с кем угодно, чем одна останусь", — шептала она подругам, краснея. А тут подвернулся Леонид. Горбатый, как старый пень, с спиной, выгнутой дугой от рождения...

Когда муж открыл гроб, чтобы последний раз посмотреть на беременную жену перед кремированием, он заметил, как она движется животом — то, что они обнаружили, поразило всех. Пахло лилиями и холодным воском. В зале стояла тишина, нарушаемая лишь всхлипами пожилой матери и шелестом черных платьев. В центре — гроб. В нём — она. Его Алина. Беременная жена, женщина, с которой он строил дом и мечтал о ребёнке, которого они ждали семь долгих лет. Никита стоял, не двигаясь, как будто каждая секунда могла вернуть её дыхание...

На свадьбе своего сына горничная была унижена — до тех пор, пока отец невесты не сказал правду… Роскошный зал отеля «Империал» сиял хрусталём и золотом. Три сотни гостей, шампанское лилось рекой, а фотографы ловили каждый вздох молодожёнов. Жених Артём, наследник строительной империи Воронцовых, стоял рядом с невестой Верой — дочерью олигарха Леонида Григорьевича Соколова. Казалось, две династии наконец-то соединились. За столом для персонала, в дальнем углу, сидела женщина в строгом чёрном платье и белом фартуке...

В маленьком городке на краю леса жил красавец-артист по имени Лёшка Воронин. Лицо — как с обложки, голос — мёд с хрипотцой, а на сцене мог заставить плакать даже стул. Девки по нему сохли очередями, а он всё искал «ту самую». И вот на спор с корешами заявляет: «Женюсь на первой, кто мне не ответит ни слова. Хоть на немой!» Кореша заржали, поставили ящик водки и срок — месяц. Лёшка по городам, по деревням, по ярмаркам. И нашёл. В соседнем селе жила девка Арина — глухонемая с рождения, красоты невиданной, глаза — как два озера в грозу...

Муж запер беременную жену в холодильнике в три часа ночи, когда соседский пёс уже третий раз за вечер залаял на луну. Дверь щёлкнула с мягким, почти ласковым звуком, будто сама техника поняла его план и одобрила. Он вытер пот со лба рукавом пижамы, проверил, не дрожат ли руки, и пошёл спать. Завтра скажет, что она уехала к матери. Никто не поверит, но и проверить не сможет: мать умерла пять лет назад. Внутри холодильника было минус восемнадцать. Свет лампочки погас через минуту, оставив только слабое свечение от морозилки...