Клуб любителей жизни. Светлана Соколова

Предавалась ведь день греху. Человек я или нет? Право имею? Правильно. К тому же уныние очень притягательный грех. Притянет к нему и фиг потом отцепишь. Вот, значит, сижу я. На улице холодина, уныло. Дома котел сломался, холодина. Выходной. Безмолвие. Даже телефон молчит. Никому не нужна потому что. Обстановочка так и располагает к грехопадению. Настоящее замерло, будто и не было его никогда вовсе. Из углов, из теней потянулось прошлое. В прошлом у каждого повод для уныния найдется. Вот одно воспоминание мягко мохнатой лапой касается головы, вот другое обвивает лианою сердце...

Мне рассказали историю про девушку. Хочется назвать ее Надежда. У нее было два маленьких счастья. Двух и четырех лет. Было будущее. Была красота. Молодость. И не было больше ничего. Ни поддержки, ни кого-то доброго рядом. И эта Надежда потеряла надежду. Заменила ее веществами. Кто-то помог заменить. У смерти всегда находятся помощники. Это у жизни их маловато. Да еще нам говорят, что нужно справляться самому. Ибо стыдно. Взрослая молодая Надежда с двумя детьми, с пособиями, с очередью в садик, а...

- Мужчина, позвольте? - Все, что хочешь, милая. Ради твоей улыбки готов на многое. - Не позвольте, а извольте, вообще-то. Извольте отойти немножко, видите, вы наступили. - На что наступил, красавица? - На мой смысл жизни. Вот же он у вас под правым каблуком. - Где? Вот это? Трепыхается? Сияет? Хорошенький какой. Яркий. О, а с той стороны еще и значительный. Да разве это смысл? - Да. Вы же сами видите. Мужчина многозначительно помолчал: - А откуда мне знать, что это твой. Лика опешила. - Так он же от меня тянется...

Красное Солнышко – это гора в Кисловодском парке. Чуть больше километра высотой. Подниматься на нее – сплошное удовольствие. Дорожка – пологий серпантин. А виды сверху – на весь парк, почти как на весь мир. До Эльбруса – рукой подать. Воздуха столько, и он такой (шёпотом скажу – волшебный), что с людьми там чудеса происходят. Прям на парковых дорожках. От зверей и птиц – не только следы, но и они сами. На вершине годы сидит и смотрит вдаль не Александр Сергеевич, но Михаил Юрьевич, что тоже неплохо...

Вчера в поселке близ нашего города зажгли Вечный огонь. На пригорке. Отсюда видно далеко вокруг. Старый памятник. Братская могила. Ветер. Ветер треплет пламя, флаги, слова, поднимает воротнички юных мальчишек, пробирается куда-то глубже, чем под одежды...

- Ты придешь? – Ася посмотрела в окно с надеждой. - Да, - ответ был совершенно однозначным. - Когда? – тут же забеспокоилась Ася и от страха, что хочет знать слишком много, немножко перестала дышать. - В свое время. - Ну вот, - разочарованно протянула Ася, - ждать, а если пройдет много-много лет? - Значит, тебе нужно придумать, чем заняться на много лет. Не скучай. Я приду, это точно. И призрак в Асиной голове стал растворяться. Ушел. Оставив ее одну. Ася продолжала смотреть в окно. Потом она прибралась в комнате...

Мы с тобой непременно обнимемся, Когда в мир разольется небесное. Когда каждая пыльная улица Станет храмом, станет по-честному. Аналоем - трава и скамеечки, В ризах солнечных встречнопрохожие, Улыбаются, так спокойно им. По домам уж распущены мечники. Колчаны опустели у лучников. Небо чистое, пересветное...

Моя тень – мой ад, И уже посажен гранат. Только толку? Я никак туда не дойду, Полпути – и назад, Пугает царство мертвых Желаний. Не на земле осели, Никогда не взлетели, а в теле Живут непрошенным грузом Заскорузлым. Плечи скукожились, съежились И дрожат иногда, Это там два крыла Не раскрылись. Лечу, дергаю за кольцо, А оно не то, чека. Да, успели поспеть гранаты Пока я старательно делала вид, Что мечты не нужны, Что мне ничего не надо, Вот - теперь у ворот личного ада. И тень врывается в день, Взрывается...

И опять пустая карта, И опять пустая жизнь, Плачет сонная гагарка, Парус хлопнул и провис. Линь закинут, скрип по борту, Между мной и явью лаг, Будто ощупью по фьорду, Но запуталась в узлах. А туманы-побратимы Мягко стелют забытье, Чтобы стерлось «нелюбима», Чтобы новое пришло...

Когда я была маленькой (всегда было интересно, кому станет интересно, что было, когда я была маленькой) – выглядывала на Эльбрус с балкона утром. Для ясности. Эльбрус был виден в щелочку, в просвет между двумя соседними домами – ровно посередине. Выглядывала, чтобы понять, какая будет погода. Если Эльбруса нет – возможно, пригодится зонтик. Что распогодится – маловероятно. Если он в дымке – днем будет хмурится. А если на месте и сияет – ясно, что будет ясно. До обеда уж точно. Может быть, поэтому до сих пор кажется, что можно найти такую щелочку...

На цветочные облака легкой поступью, Чуть примяв лепестки, в жаркий день, Всеми прошлыми своими веснами Я взойду по макушкам елей. И елей разольется по воздуху Свежей мяты и чабреца. По цветочным волнам словно посуху. Солнца луч у руки словно посох мне...

Темная сторона меня подняла голову. Глаза сверкнули. Сердце забилось. Потом сбилось. Нет, не бойся, я больше не откажусь от тебя. Я вижу тебя, милая. Встрепанную и растрепанную. Взбалмошную, идущую врукопашную, потому что забыла достать 38 кольт из старой книжки, забыла достать достоинство и спокойствие, забыла знания, стремление к пониманию, забыла все свои годами отрепетированные добрые роли, забыла, кто ты. Ты можешь забыть. Но я не забуду тебя, милая. Я буду помнить, что в самый темный день, ты можешь вспыхнуть и перевоплотиться...