Вкусные рецепты от Сабрины

Она встала из‑за стола, взяла в руки микрофон так спокойно, будто и не слышала только что брошенного ей в лицо слова. Но те, кто знал её поближе, заметили, как дрогнули пальцы. В зале на секунду воцарилась тишина – та самая, тяжелая, когда даже посуда на столах будто замирает...

…я сначала даже обрадовалась: меньше конкуренции за часы, больше смен мне достанется. Но радость быстро сменилась неприятным холодком в животе, когда повариха Зоя, закуривая у чёрного входа, бросила как бы невзначай: — Тут, говорят, никто долго не задерживается...

…а узнав, кто там уже поселился, он пожалел, что вообще когда‑то считал ужастики «детским садом». Дом встретил его сыростью и тишиной. Знаешь, такая тишина, когда даже ветер будто обходит место стороной.  Родители думали, что он устроится в лофте в центре, потянет дальше свою мажорскую жизнь, а он наперекор всем взял и купил древний дом на окраине забытой деревни. С фотографий в объявлении он казался просто старым, но «атмосферным». В реальности же выглядел так, словно время не просто прошло мимо, а остановилось здесь и тихо сгнило...

Катя долго крутила паспорт в пальцах, будто он мог обжечь. На морозе он протянул его спокойно, не отводя глаз, но тогда она лишь машинально захлопнула и бросила на полку у двери. Сейчас, когда малыш уснул на её диване, обняв старого плюшевого зайца, которого она когда‑то купила для сына, которого у неё так и не было, любопытство стало почти физической болью. Она оглянулась на комнату. Мальчик — Сашка, кажется, так его зовут — сопел, уткнувшись носом в подушку, свободная от него сторона одеяла уже остыла...

— С таким только в цирке выступать! — заявила свекровь, едва переступив порог и увидев, кого невестка привезла из роддома. Маша крепче прижала к груди свёрток. Малыш вздохнул, сморщил нос и тихо пискнул — как птенец, которому страшно и холодно. У него был нелепо торчащий хохолок, будто кто-то стрижкой не договорил, и глаза разного цвета — один серо-стальной, другой тёпло-ореховый. На щеке — крошечная родинка, будто арт-пятнышко кистью. — Мама, — мягко, но твёрдо сказал Дима, — это наш сын. — Да не спорю, — свекровь, Зинаида Петровна, вздохнула, снимая перчатки...

…А решив ее разыскать, она неожиданно для себя самой втянулась в историю, которая никак не вязалась с обычным, почти рутинным утренним обходом. Санитарку звали Галина Петровна. За двадцать с лишним лет в роддоме она повидала разное: слезы, истерики, радость, примирения посреди ночи и даже редкие скандалы с мужьями, которые оказывались не теми отцами. Но чтобы роженица сбежала, да еще оставив ребенка в палате новорождённых, — такого она не помнила. Галина Петровна еще раз заглянула в пустую палату...

– Если я ошибаюсь в твоём женихе, – сказал богач, не повышая голоса, – возьму его ко мне заместителем. Он сидел в высоком кресле, обитым тёмной кожей, и с расстановкой перекладывал бумаги. На стенах кабинета висели фотографии его заводов и офисов, дипломы и грамоты, статуэтки за «Лучший предприниматель года». Всё говорило о человеке, привыкшем решать судьбы одним росчерком пера. Напротив, у окна, стояла его дочь – Лера. В простой белой блузке, джинсах и с упрямо скрещёнными руками на груди. Её глаза, унаследованные от отца, смотрели на него так же твёрдо...

…Заправщица молча вытерла руки салфеткой, будто стирая с пальцев не воображаемый бензин, а только что прозвучавшие слова.  Звали её Лена. Ей было тридцать шесть, и за последние два года она так свыклась с этой заправкой, что считала её почти своим домом. Знала по голосу каждого дальнобойщика, по фарам — каждую ночную машину, по походке — всех местных.  Она смотрела на бизнесмена — выглаженная рубашка, часы дороже её годовой зарплаты, лёгкая усталость в глазах, которая выдаёт, что спит он мало, но всё равно считает, что имеет право судить других...

Наталья заметила пропажу не сразу. Он вернулся поздно вечером — уставший, с чуть осунувшимся лицом, но с привычной улыбкой. Чемодан бросил у двери, прошёл на кухню, поцеловал её в висок, попросил чаю. И только когда он взял кружку, Наталья увидела его руку. Голый палец. Тот самый, на котором уже десятый год как сияло тонкое золотое кольцо, выбранное ими вдвоём в крошечной мастерской в старом городе. Тогда мастер сказал: «Главное, чтобы не кольцо было крепким, а то, что между вами». Она тогда только улыбнулась...

…она поставила скрытую камеру в гостиной, где отец обычно принимал гостей. Маленький объектив прятался в резной раме семейного портрета — старого, ещё с юности отца.  Богач, Сергей Викторович, был уверен в своём прозорливом глазе на людей.  Его дочь, Аня, только устало улыбнулась, когда он сказал: — Если я ошибаюсь в твоём женихе, возьму его к себе замом. Но если я прав, ты расстанешься с ним без сцен и глупостей. Договорились? Она кивнула, хотя внутри всё сжалось.  Жениха звали Игорь. Для Ани он был внимательным, осторожным, тихо амбициозным...

– Такое сокровище бабка тебе оставила, будешь завидной невестой, – смеялся он, опёршись плечом о дверной косяк и глядя на неё с той самой улыбкой, в которой всегда смешивались насмешка и нежность. Тогда она ещё не знала, что через несколько месяцев они будут сидеть по разные стороны стола в тесном кабинете ЗАГСа и подписывать бумаги о разводе. Тогда ей казалось, что его смех – это просто смех, а не попытка спрятать от себя самого страх, усталость и то самое мужское упрямство, которое не умеет просить прощения...

Санитарка — это же не навсегда? — успокаивал её жених перед знакомством с богатыми родителями.  А она только опустила глаза и крепче сжала пластиковый стаканчик с кофе. Ей казалось, что этот запах — смесь хлорки, антибиотиков и дешёвого мыла — въелся в кожу навсегда. Что белый халат стал её единственной возможной одеждой, а больничные коридоры — единственной дорогой. Но он смотрел на неё как-то иначе. — Лена, — он тихо коснулся её плеча. — Ты ведёшь себя так, будто это клеймо. А я вижу человека, который ночами не спит, чтобы чьей-то маме было легче дышать...