Соловчук Михаил Викторович

По комнате стелился туман тишины и мрака. Гробовое молчание стен заключало в свои объятья. Воздух был спёртый, напоминавший нечто нечистое, неземное. По старой мебели пустынной комнаты, блуждала тень одинокой луны. И лишь тихий стон, деливший нелюдимость мрака, хныкая, крался по комнате. На первом этаже раздался стук дверью. На лестнице вверх, сидела девочка, бормоча детские фразы своей непричёсанной кукле. Казалось, ей было довольно скучно, но услышав стон за дверью, она старалась вести себя сдержанней...

За окном шёл ледяной дождь. Шум и грохот ливня застилал всё кругом, создавая непроницаемую штору, отделявшую тоскливый, тревожный и без отчётливый мир от спокойной размеренной жизни, которая была где-то далеко, по ту сторону, где нет опасности, риска и страха. Земля вокруг старого забытого дома превратилась в отвратительное чёрное болото от бесконечного проливного дождя. По вязкой травянистой чёрно-серой жиже непрерывным потоком текли пузырчатые лужи. Грязь была повсюду. Деревянный дом был словно маленькой забытой крепостью среди океана грязи...

Я всегда с некоторой завистью смотрел на своих сверстников. На их счастливые лица, планы на лето, карманные деньги и новые вещи, которые казались мне такими далёкими, нереальными, недоступными.  Я имел привычку делить всех на богатеньких и бедных. При этом бедные мне всегда казались несчастными, озлобленными и обречёнными. Я не понимал причину этой бедности, не понимал их злости и ненависти ко всему, даже к самим себе.  Саморазрушение было единственной формой их существования. Любовь, счастье,...

Василий Андреевич Козлов устало уселся на диван. Медали на его груди мягко тёрлись друг об друга шурша металлической песней. Его худое мрачное лицо хранило печать страдания и боли. Резкие черты молчаливо утаивали духовную силу и волю Василия Козлова. Если кому-то и приходилось встречать человека настолько смелого, отчаянного, с огнём и верой в сердце, то это непременно был сам Козлов. Обтёсанные шрамами щёки, глубоко посаженные тёмные глаза и крик застывший во взгляде.  - Хоть бы две недельки отдохнуть, — сказал отец Василия...

Улицы наводнились толпой. Одни кричали в панике и ужасе, другие молились вспоминая о том, что они потомки некогда верующих людей, а ныне просвещённые атеисты с массой предрассудков. Толпа давила друг друга в звериной агонии. Пожарные машины едва протискивались сквозь стену обезумевших людей, а те из немногих пожарных, что не утратили рассудок, крепче сжимали шлаг и сбивали толпу ледяной водой, чтобы избежать массовой давки и паники. Видно было как женщины с детьми на руках с испуганными лицами в слезах протискивались в переполненные подвальные помещения преследуя призрачную надежду на спасение...

Ночь. Шёл страшный ливень. В деревянном старом доме на отшибе любили заходить все кому не лень. Хозяин дома очень гостеприимный пьяница. Но несмотря на свою непреодолимую тягу к спиртному в доме он как мог, поддерживал порядок. Всегда был рад своим друзьям и знакомым, которых у него было столько, что он даже не запоминал их всех.  В доме по вечерам неизменно топилась печь и велись пьяные разговоры. Иногда всё кончалось дракой, той самой когда одного бедолагу забивают пятеро одуревших от спирта мужиков не имевшие представления за что вообще они бьют бедолагу...

Бакевич имел необыкновенную страсть разглядывать прохожих. Он это делал с особым желанием. Вглядываясь в походку, движения рук, одежду, лицо он угадывал чувства, мысли и желания людей, которых он видел в первый раз. Он заочно знакомился с ними представляя их свидания, беседы, шутки. Некоторых людей он видел дважды, трижды и ему казалось, что они были с ним давно знакомы. Представляя свои многочисленные знакомства, он уходил в соблазнительный туман своего вымысла и жил в этом слепом и призрачном несуществующем мире...

Мои деньги были рассчитаны строго на самое необходимое, но даже на это хватало лишь условно. Чтобы не умереть с голоду я перебивался случайными заработками, но никогда и нигде не задерживался. Я не хотел бросать якорь, привыкать к рабочему коллективу, шутки, совместные праздники, глупые сплетни, флирт с разведёнными женщинами и долгожданный алкогольный отдых в выходные. В таких условиях я просто не мог писать. Для необыкновенных книг нужны необыкновенные личности бросившие под ноги свое благополучие в угоду писательства...

Свет неоновых ламп тоскливо отбрасывал искры на мокрый ночной асфальт. Случайные лица входили и выходили из бара. Двери устало, но приветливо открывались каждому желающему.  У колонны сидела пьяная, грусная баба. Курила сигарету за сигаретой толкая пальцем ленту в телефоне. Хотела вызвать такси, но передумала. Оборвала на полуслове, не сказав адрес. Прислонила голову к светло бордовой холодной краске колонны и дымила перед собой. Ночь кусала своими объятьями и баба, дрожа, поправляла тонкую куртку...

София нервно курила сидя в кресле. Тонкие длинные пальчики душили худую сигарету. По телевизору снова показывали мусор, который так любила София. Она одновременно верила и не верила всему, что слышит. Верила на столько, чтобы это как-то отвлекало её от всего остального. И не верила, когда была чем-то занята более интересным, чем прослушиванием бреда в сопровождении модной музыки и популярных лиц.  София посматривала на входную дверь и поглаживала ноги. Прозрачные старенькие колготки делали её элегантной...

Стук в дверь становился сильней.  Заречный скатился вдоль стены почти опустив голову на колени. Прерывистое тяжелое дыхание приходило в норму. Оно тухло подобно умирающему телу. Но он всё понимал. В его сердце горело тревожное пламя. Страх и гнев в нём слились воедино.  Стук в дверь усиливался переходя в грохот. Дверной проём дрожал, но честно стоял что было сил.  Заречный в полуобморочном состоянии сжал левую руку останавливая кровь. Поджав мёртвые губы его лицо скривилось от боли. Но он был беспощаден к себе...

В квартире царила гробовая тишина. Родственники и давние знакомые собрались впервые за долгое время. Никто не знает числа дней рождений друг друга, кто когда женился и за кого отдал дочь, лишь отголоски того, что их когда-то связывало вместе. Спасибо, если имя хоть помнят. А, впрочем, к чему всё это. Ведь спустя несколько мгновений они вновь расползутся по своим норам, подобно червям после дождя. А после на кухне обсудят одежду и прическу своих давних знакомых и близких родственников. Мужчина в темном пальто и с умной причёской стоял в дальней комнате обутым на ковре...