Нафис Таомлар

Клавдия Петровна замерла с капроновым чулком в руке, глядя на мужа, который, развалившись в кресле, листал газету. Слова его повисли в воздухе, густые и тяжёлые, как запах вчерашней жареной картошки. «Твоя зарплата слишком большая для одной женщины. Будешь переводить её мне, я лучше распоряжусь». Он сказал это так же буднично, как «передай соль». Без просьбы, без обсуждения. Констатация факта. Приговор. Клавдия Петровна медленно натянула чулок, следя, чтобы шов был идеально ровным. Руки сами знали, что делать...

Уехав от больной матери раньше обычного, Вика спешила домой, чтобы сделать мужу сюрприз. В автобусе, прислонившись лбом к холодному стеклу, она представляла, как зажжет на кухне свечи, достанет припрятанное хорошее вино и приготовит его любимые сырные шарики. Сегодня была годовщина их первой встречи, не круглая, просто семь лет и три месяца. А он, кажется, всегда забывал о таких «маленьких» датах, вечно заваленный работой. Она заперла за собой дверь, стараясь не греметь ключами. В прихожей пахло кофе и его одеколоном...

Пап, смотри, что я нашел! — звонкий голос семилетнего Макса разрезал напряженную больничную тишину, как скальпель. Доктор Андреев, только что сменившийся с тяжелой двенадцатичасовой операции, вздрогнул и обернулся. Его сын стоял на пороге кабинета, вытянув вперед руку. В пыльных пальцах мальчишки поблескивал какой-то старый, потускневший кулон. «Опять в подсобке лазил», — с легкой досадой подумал хирург. Он был смертельно уставшим. Каждая клетка тела кричала о сне, а тут еще это детское непоседливое любопытство...

Все началось с невинного разбора гардероба. Я решила навести порядок и разобрать вещи, а заодно и провести ревизию перед предстоящим семейным ужином. Муж, Алексей, смотрел футбол, а я погрузилась в воспоминания, достав из дальнего угла шкафа платье. Оно было не просто старым. Это было платье, в котором мы познакомились с Алексеем десять лет назад. Скромное, ситцевое, в мелкий цветочек, с чуть выцветшими от многочисленных стирок рукавами. Оно пахло прошлым — юностью, дешевыми духами и надеждой...

Квартира наполнилась густым, тяжёлым молчанием после того, как хлопнула входная дверь. Воздух звенел от невысказанного, а в углу, на полу, лежал осколок синей майоликовой тарелки — подарок из их первого совместного путешествия. Тихо всхлипывая, Таня пыталась собрать осколки, но пальцы дрожали и не слушались. И тут, словно ураган, в гостиную ворвалась Елена Викторовна. Её лицо, обычно подтянутое маской безразличия, было искажено гневом. — Ты что это вообще себе позволяешь?! — её голос, холодный и острый, как лезвие, разрезал тишину...