Нафис Таомлар

В пробке Машина стояла в самой гуще вечерней пробки, бесконечной и неподвижной. Салон наполняли лишь мерцание фар за окном и гул моторов. И вдруг этот гнетущий покой разорвал резкий звонок телефона в машине. Она нажала на громкую связь, прежде чем осознала это. — Где ты шляешься?! — проревел из динамика мужской голос, хриплый от злости. — У меня тут гости, а пожрать нечего! Она сжала руль так, что кости побелели. Горло сдавил комок. Она видела пакеты с продуктами на пассажирском сиденье — курицу, салат, свежий хлеб...

Добрая воля Молодая учительница Анна приехала в деревню Озёрная из города, полная идеалов и желания изменить мир к лучшему. Местная школа, куда её распределили, оказалась старой, но уютной, а дети — смышлёными, хоть и диковатыми. Первое, что она узнала о жизни деревни, — это история дяди Миши, местного пьяницы. О нём говорили с презрительной жалостью. «Конченый человек», «пропащая личность», «уже ничего не поможет». Но Анна, увидев его как-то раз — седого, с умными и грустными глазами, — решила, что поможет...

--- Анна открыла глаза. Но это было не пробуждение. Это был внезапный, резкий переход из ниоткуда в туманную реальность. Она не понимала, где находится, но ее сознание, замутненное и спутанное, ухватилось за единственную ниточку — тихий, плачущий детский голос. «Не плачь, тётя Настя, мамочка скоро проснётся. Папа сказал, что если мы будем тихо молиться, она услышит». Голосок был такой крошечный, такой искренний, что он прорезал толщу беспамятства как луч света. Анна не могла пошевелиться, не могла открыть глаза по-настоящему, но она услышала...

Застегнутый на все пуговицы мир авиаперелета треснул по швам где-то над Атлантикой. Всё началось с тихого, но упрямого спора у нашего ряда. — Я вас прошу, это моё место, — голос молодого человека, пытавшегося занять место у иллюминатора, дрожал от сдержанного напряжения. Мужчина, уже расположившийся там, тучный и краснолицый, даже не повернул головы. Его жена, сидевшая рядом в середине ряда, фыркнула, уткнувшись в телефон. —Какая разница? Сиди, где сказано, — проскрипел он, отчеканивая каждое слово...

Тишина в комнате была густой и тяжёлой, как одеяло, под которым нечем дышать. Анна смотрела в окно на умытый дождём вечерний город, но не видела ни огней, ни машин. Она видела только отражение своего уставшего лица и слышала эхо недавней ссоры. Его слова всё ещё звенели в ушах: «Надо же, чтобы гости ахнули! Чтобы всё было как у людей! Хочу, чтобы моя родня шиковала!». Он говорил это с таким пылом, с такой жаждой одобрения, что ей стало физически плохо. Она обернулась к нему, её голос прозвучал тихо, но чётко, разрезая ту самую гнетущую тишину...