Нафис Таомлар

Все началось с шепота за спиной, с того, как слишком быстро опустела комната после нашего свадебного обеда. Воздух еще был густ от запаха торта и духов, а в доме уже витало странное ощущение пустоты, которое я поначалу списала на усталость. — Максим, ты не видел тот набор для сыра? С гравировкой? — я перерыла весь шкаф, недоуменно оглядывая разложенные, но далеко не все подарки. Муж лениво поднял голову с дивана. —Наверное, мама сложила в другую коробку. Она же помогала упаковывать. «Помогала» — это было мягко сказано...

Марк застыл на пороге гостиной, затаив дыхание. Он вернулся на два дня раньше из многомесячной командировки, надеясь сделать сюрприз. Но сюрприз ждал его самого. Вместо тишины и строгого порядка, к которым он привык, дом был наполнен смехом. Посередине комнаты, на большом мягком ковре, сидела няня Анна, а вокруг нее вились его дети — семилетний Артем и пятилетняя София. Они были не просто ухожены и накормлены. Они были счастливы. Артем, обычно угрюмый и замкнутый, с сияющими глазами строил из кубиков башню, а Анна, смеясь, помогала ему подставить последний, шаткий элемент...

Мать вышла из палаты, простившись с угасающим сыном. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, отсекая мир белых халатов, противного запаха антисептика и тихого писка аппаратуры, в которой медленно угасала жизнь её мальчика. Она шла по длинному больничному коридору, не видя ничего, не слыша собственных шагов. Внутри была лишь ледяная, оглушающая пустота. Казалось, душа вытекла из неё вместе со слезами, которые уже не могли течь, и теперь она была всего лишь пустой скорлупой, бредущей по яркому, безразличному миру...

Не плачь, мама, — шептала Алена, поглаживая круглый, тугой живот. — Я справлюсь. Всё будет хорошо. Но матери уже не слышала. Ее не было полгода. Оставила дочери старенькую «двушку» в хрущевке, пару скромных украшений и клок седых волос на расческе. И ощущение бесконечной пустоты. Игорь сначала был опорой. Нежный, надежный. Говорил: «Ты не одна, я с тобой. Мы семья». И Алена, ослепленная горем и любовью, поверила. Поверила, когда он, через месяц после похорон, уговорил переписать мамину квартиру на него...

Конец сентября встретил их пронизывающим ветром и косыми струями дождя. Уставший за неделю Андрей, едва выбрался за городскую черту, попросил Ксению сесть за руль. «Ты же у нас ас», — хрипло улыбнулся он и, откинув сиденье, почти мгновенно провалился в сон, оставив ее наедине с мокрым асфальтом и воем ветра за стеклом. Ксения вела осторожно, всматриваясь в хлюпающую мглу. Загородная тракта была почти пустынна. И именно эта пустота сделала одинокую фигурку на обочине такой пронзительной. Сначала она мелькнула, как мираж, но Ксения инстинктивно притормозила...

Музыка в ресторане «Лебедь» была приглушенной и элегантной, как и всё здесь. Элеонора Воронцова, отодвинув десерт, наблюдала за игрой света в хрустальной люстре. В свои семьдесят два она редко выбиралась в свет, но сегодня — годовщина. Сорок лет с тех пор, как не стало Александра. Он обожал это место. Её взгляд скользнул по залу и остановился на молодой официантке, которая расставляла бокалы за соседним столиком. Девочка, лет двадцати пяти, с бледным, уставшим лицом. И с серьгой. Элеонора замерла...

— Дочка, как тебе машина, что мы подарили? — отец произнес эти слова с таким сиянием в глазах, словно не прошло пять лет, а он только вчера вручил мне ключи от новенького, блестящего «Фольксвагена». В воздухе повисла хрустальная тишина. За столом замерли родственники, застыли с улыбками на лицах. Борщ в моей тарелке вдруг перестал парить. Я смотрела на его лицо — на эти морщинки у глаз, которые стали глубже, на седые виски, которых пять лет назад не было. Он ждал ответа, простого, радостного, полного благодарности...

Не просто шокировало. Это слово слишком мелкое, слишком бытовое для того, что он увидел. Это было всесокрушающее землетрясение, перевернувшее всю его жизнь, все его убеждения, построенные на железной логике и несметных нулях на банковском счете. Его звали Артем, и он был тем, кого называют «self-made man». Он выстроил свою империю из ничего, веря лишь в цифры, контракты и зоркий контроль. Когда в его жизни появился маленький Елисей, сын, рожденный в браке, больше похожем на слияние двух капиталов, Артем поступил как обычно — обеспечил максимальную безопасность...

Застряв в лифте на втором этаже, Анна сначала не поняла, что произошло. Резкий рывок, скрежет, а потом — тишина, нарушаемая лишь навязчивым гудением лампочки. Она несколько раз ткнула в кнопку «2», потом в «1», потом во все подряд. Панель с этажами погасла, а сердце замерло. «Не может быть», — прошептала она, доставая телефон. Нет сети. Конечно, в этой бетонной ловушке нет сети. Она уже собралась стучать в двери кабины, кричать, когда снаружи, сквозь тонкую щель между створками, донеслись голоса...

Артур привык измерять жизнь цифрами. Курс акций, проценты прибыли, суммы на счетах. Его мир был стерильным, выверенным до миллиметра и лишенным любых неожиданностей. Даже огромный пентхаус с панорамными окнами, выходящими на шумный мегаполис, был больше похож на шикарную тюрьму. Особенно после аварии, которая отняла у его сына Максима способность ходить. Максим, мальчик с глазами цвета летнего неба, теперь проводил дни в инвалидном коляске, уставившись в окно или в экран планшета. Его смех, когда-то звонкий и заразительный, теперь был редким и тихим, как выдох...

Не успел гулко хлопнуть входная дверь, как в доме воцарилась оглушительная тишина. Слова мужа, отпечатавшиеся в сознании, жгли как клеймо: «Ну ты и правда блаженная!» Он произнес это с такой легкостью, с какой выбрасывают мусор, и ушел. Ушел к ней. А Нина осталась стоять посреди гостиной, сжимая в руках заляпанный синими печатями конверт — завещание своей эксцентричной тетушки Агаты. В наследство ей достался не счет в швейцарском банке и не драгоценности, а старый, прокуренный мятой и временем, дом в глухой деревне, который тетя завещала «своей единственной родственной душе»...

Все вышло спонтанно. Однажды утром, глядя на спящее лицо Леры, озаренное мягким светом из окна, Марк вдруг поймал себя на мысли, что их жизнь — это готовый, прописанный по нотам сценарий. Брак, свадебное путешествие на Бали, его расширяющийся бизнес, ее цветочный магазин… Все было слишком идеально, слишком предсказуемо. И ему, человеку, сколотившему состояние на дерзких авантюрах, страшно захотелось встряхнуть этот калейдоскоп, подбросить в него горсть пестрой непредсказуемости. Идея родилась мгновенно, черная, как нефильтрованный кофе, и такая же горьковатая на вкус...