Нафис Таомлар

Мать-призрак Пять лет. 1825 дней. Мера времени, отмеренная не часами, а тяжестью в груди, которая не сдвинулась ни на грамм. Цзян Вэньцзин стояла перед огромным окном своего кабинета на сороковом этаже, глядя на ночной город, утопающий в дожде...

Кедровый коттедж, выкупленный у какого-то дальнего родственника, оказался не «уютным гнездышком для творческого уединения», как описывал его риэлтор в телефоне, а покосившимся срубом с прогнившими половицами...

Сила крови Дождь стучал в панорамные окна пентхауса, словно пытаясь вымыть ложь, пропитавшую каждый квадратный сантиметр этого холодного мрамора и стекла. Марк стоял у окна, сжимая в руке бокал виски, в котором плавали льдинки, как айсберги в темном море...

Дождь стучал по жестяной крыше автомастерской, сливаясь с ритмичным постукиванием гаечного ключа по металлу. Алексей, склонившись над двигателем старой «Волги», даже не услышал, как открылась дверь. Только легкий сквозняк и запах мокрой сирени заставили его обернуться...

--- Дождь стучал по подоконнику, монотонно и назойливо, словно пытался выдолбить в стекле ту пустоту, что уже поселилась в комнате. В кухне пахло остывшим борщом и тишиной — густой, липкой, как разлитый сироп...

«Шепот забытых струн» Было поздно. Улицы города, оживленные днем, теперь погружались в синеватое безмолвие ночи, нарушаемое лишь редким шорохом шин. У входа в бар «У Билли» собралась кучка молодых людей. Пахло дорогим табаком, кожей и легкой наглостью успеха. В центре — Артем, наследник отцовского строительного бизнеса, рассеянно поглаживавший ключ от новенького BMW, поблескивавшего под фонарем. Рядом с мусорным контейнером сидел бродяга. Не просто нищий, а человек-тень: в стоптанных сапогах, поношенном пальто, с лицом, изборожденным морщинами и жизнью...

Мать вышла из палаты, простившись с угасающим сыном. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, отсекая стерильный мир белых простынь, тихих звуков аппаратуры и запаха лекарств. Она стояла в коридоре, прислонившись лбом к холодному стеклу окна, за которым кипела обычная, безразличная жизнь. Внутри не было ничего — только густой, вязкий холод, будто всё тепло ушло вместе с последним дыханием Андрея. Она не плакала. Слезы высохли неделю назад, исчерпаны до дна. Осталась лишь пустота, в которой глухо отдавалось слово «никогда»...

Молчи, никому ни слова Михаил Петрович вернулся с переговоров на три часа раньше. Частный самолет был к его услугам в любое время, и сегодня, почувствовав необъяснимую усталость от бесконечных сделок, он приказал пилоту взять курс домой немедленно. Его вилла на Лазурном берегу, казалось, всегда ждала его в безмолвной, безупречной готовности. Он вошел через террасу, наслаждаясь тишиной. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая мраморные полы в теплые тона. И тут он заметил Анну — свою домработницу уже пятнадцать лет...

Омар аль-Саид с бокалом шардоне в руке обводил взглядом бальный зал своего пентхауса. Стоя на высоте птичьего полета над огнями Дубая, он чувствовал себя властелином этого мира. Сегодня здесь собралась элита, а его ждал главный «экспонат» вечера — Лиана, его нынешняя спутница, русская красавица с холодным, как утренний мрамор, взглядом. Он заказал для нее платье у самого капризного дизайнера в Париже. «Шедевр», как уверял стилист, стоимостью с хороший спортивный автомобиль. Когда Лиана вышла из лифта, зал затих...

Нераспечатанное приглашение Сообщение пришло поздно вечером, когда Маргарита Петровна уже дремала в кресле под мерный стук настенных часов. Телефон дрогнул, замигал холодным синим светом. Она вздрогнула, сердце на мгновение замерло — всегда боялась ночных звонков. Но это был не звонок. Всего лишь сообщение от сына. «Андрюша», — с теплотой подумала она, протирая глаза, и потянулась к очкам. Слова на экране были короткими, рублеными, без знаков препинания, будто выдохнутыми сквозь зубы. Она прочитала их раз...

Заплата на памяти Девять лет — это три тысячи двести восемьдесят пять дней. Каждый из них Надежда Петровна начинала с одного и того же ритуала: она заваривала чай, ставила на стол второй стакан и смотрела на фотографию улыбающегося юноши с гитарой в руках. Её сын, её Антон, остался в двадцать два. Застыл в той злосчастной пятнице, когда возвращался с репетиции. Они убили его в подворотне за телефон и пару сотен рублей. Трое. Подвыпившие, глаза мутные, смешки похриплые. Суд назвал это «непредумышленным убийством в состоянии алкогольного опьянения»...

Муж в командировку уедет, а ты полы не мой! — посоветовала Еве гадалка, которой она оплатила проезд. Сказала это скороговоркой, словно отчитываясь, и тут же растворилась в толпе на вокзале, оставив Еву с сумкой продуктов и этой абсурдной фразой в голове. А ведь она просто помогла старушке с билетом — та растерялась у автомата. Та, в благодарность, схватила ее руку, посмотрела в лицо испытующе и выпалила тот самый совет. Ни имени, ни объяснений. «Шарлатанка», — решила было Ева. Но странное предостережение въелось в сознание, как навязчивая мелодия...