Сундучок историй

– Где Зоя, ты ее прячешь, дьявол? – в глазах матери плясало безумие, в мутном омуте зрачков не отражалось ни искры разума. – Живо позови ее и прочь с глаз моих, иначе такой крик подниму – соседи стены проломят! – Мамочка, ну что ты, это же я, твоя Зоенька, – лепетала Зоя, пытаясь унять приступ, пока он не перерос в нечто худшее. Но мать, словно не слыша, вцепилась в ее нос жилистой, иссохшей рукой и дернула с такой силой, что в глазах потемнело. – Врешь! Ты не дочь, не знаю я таких! Зою мне, Зою! – выплюнула она слова с ненавистью, а затем, обессилев, рухнула на подушки...

Я направилась к фуршетному столу, как лунатик, ведомый тусклым светом, хотя аппетита не было и в помине. Нервы плясали безумную джигу, а внутри все сжималось в тугой комок, несмотря на то, что самое страшное, казалось, миновало: ЗАГС, пафосные речи, обмен кольцами… Все, как по нотам в чужой партитуре. Теперь оставалось лишь дотянуть до финала этого банкета, ведь я уже официально госпожа Воронина, супруга Павла Геннадьевича. Екатерина Павловна Воронина… Звучит, пожалуй, неплохо. Но с девичьей фамилией расставаться… щемяще грустно, словно отрываешь часть себя...

Я вернулась из отпуска, словно заново родилась: кожа дышала бронзовым загаром, в душе плескалось море безмятежности, и… чего греха таить, сердце истосковалось по мужу. Да-да, представьте себе, даже такое возможно! Две недели неги под ласковым солнцем, шум прибоя и безмятежность — это, безусловно, рай. Но когда нити судьбы сплетаются с другим человеком в узор длиной в восемь лет, начинаешь скучать даже по самым причудливым его особенностям. По этим предательски разбросанным по дому носкам, по его...

Едва я засучила рукава, намереваясь дать бой горе немытых кастрюль, как в дверь настойчиво позвонили. Тридцать пять лет в браке, а закон подлости все еще застает врасплох: стоит приняться за домашние дела, как непременно кто-нибудь пожалует. — Галина Сергеевна? — юный курьер, словно гриб-переросток, вырос на пороге, заслоняясь непомерной коробкой. Казалось, за картоном скрыта половина его юного существа. — Доставка для вас. — Что еще за доставка? — опешила я. — Ничего не заказывала. — Телевизор, — буркнул парень, шмыгнув носом...

На скамейке, укрывшись от моросящего дождя, я терзалась сомнениями: идти или не идти на эту скандинавскую ходьбу? Настроение плелось где-то в районе нуля. — И чего ты, Людмила, сюда понеслась? — проворчала я себе под нос. И тут же сама себе ответила: — Потому что я, как участковый врач, прекрасно знаю, как важна физическая активность. Но не в такую же гадость! Стою, как истукан, с этими палками в руках. Дождь словно издевается, противно так, по-осеннему. Решила: все, разворачиваюсь и домой, под плед с чашкой чая...

— Мам, ты даришь мне квартиру? Ты серьезно? — Илюша смотрел на меня, глаза его округлились от изумления, словно он увидел чудо. — А что такого? — я постаралась придать голосу непринужденность. — Да, квартира. Ты ее заслужил, как ни крути. Свое обещание сдержал, диплом получил… Легкий румянец залил щеки сына, смущение тронуло его лицо, но сквозь него пробивалось неподдельное счастье. — Дедушкина квартира все равно стоит пустая, — продолжила я, стараясь казаться деловитой. — Сдавать чужим людям… знаешь, как-то душа не лежит...

— Твоя жена меня сегодня в квартиру не пустила! — пожаловалась Ирина Вадимовна сыну, словно выпустила в комнату ядовитую змею. — Как не пустила? — Денис изумленно захлопал ресницами, словно его окатили ледяной водой. — А вот так! — Ирина Вадимовна картинно развела руками, будто фокусник, вытащивший из шляпы пустоту. — Прихожу, значит, звоню, стучу, а она – ни гу-гу! Дверь, как заколдованная, не открывается! — Может, её дома не было? — робко предположил Денис. — Ты во сколько приходила? — В три. В самый разгар дня! — Странно… — протянул мужчина, задумчиво почесывая затылок...

— Кто эта женщина? И что она делает в моей квартире? — голос Алены звенел сталью, каждое слово было отчеканено с ядовитой требовательностью. — Что значит "в твоей квартире"? — Константин одарил ее усмешкой, в которой сквозило неприкрытое злорадство. — Это все еще наша общая берлога, если твоя память не дала течь. А кто здесь будет хозяином после развода – решит суд, если ты запамятовала. Несмотря на хаос, воцарившийся на кухне, словно после взрыва гранаты, Алена собрала осколки самообладания. — Ты...

— Коля, я уверена, дитя не твоё, — прошептала Елизавета Павловна заговорщицки, словно крадучись в потёмках чужой души. — Раньше теплилась ещё искра сомнения, но теперь… Он ложку держит левой рукой! — Мам, ну вот опять ты за своё, — Николай устало вздохнул. — Оставь в покое Веру и сына. Как ему удобно, так и держит. — Не в кого ему у нас так делать, — Елизавета Павловна прищурилась, словно высматривая изъян в идеальной картине. — Зато я помню, Веркин бывший начальник — левша! Вот кто ему пример подал! Моё самое страшное утро началось с конверта...