Писатель Из Провинции

Когда я впервые сказала это вслух — «да, он может быть с другой, и я не стану ревновать» — мне показалось, что я сошла с ума. Со стороны это звучит как приговор любви. Как капитуляция. Как признание: «я не могу его удержать, поэтому разрешаю уйти». Но на самом деле это был не отказ от брака. Это был шаг к нему — к настоящему, честному, без масок. Мы с мужем вместе 12 лет. У нас двое детей, общий дом, привычки, шутки, которые понимают только мы. И… кризис. Глубокий, тихий, как подводное течение. Мы...

Мне 38. Замужем. Здоровье — в порядке. Дом — тёплый. Кошка — пушистая. А детей у меня нет. И не будет. Не «пока». Не «не сложилось». Не хочу. Слышу, как вы вздрагиваете. Как начинается внутренний диалог: «Она ещё передумает», «Поздно будет», «А вдруг пожалеет?» Нет. Я не пожалею. И знаете почему? Потому что я не отказываюсь от чего-то. Я выбираю себя. Каждый раз, когда я говорю это вслух, начинается шквал. — Да ты просто боишься! — Подожди, когда подруги начнут рожать — завидуешь будешь. — А вдруг муж захочет? — Ну как же так? Женщина без детей — это… неполноценно...

Он приходит с работы. Бросает куртку на диван. Садится перед телевизором. И ждёт. Не ждёт, что я скажу: «Как прошёл день?» Он ждёт, что я принесу тарелку. Что я уберу за ним. Что я включу стирку. Что я вспомню, что завтра день рождения его сестры. Он не ленивый. Он не злой. Он — привыкший. Привыкший к тому, что я всё сделаю. До этого я пыталась. Сначала — мягко: «Может, помоешь посуду? Я устала». Потом — настойчивее: «Мы же договаривались!» Потом — уже с болью: «Ты вообще видишь, что я одна тут всё тащу?» Он кивал...

Он сидел на кухне. Смотрел в телефон. Не играл. Не читал. Просто смотрел. Как будто ждал, что экран сам по себе скажет ему, кто он теперь. Прошло три месяца с тех пор, как его уволили. Сначала он вставал в восемь, собирался, как на работу. Потом — в девять. Потом — не вставал вовсе. Я не ругалась. Не напоминала. Не говорила: «Ты должен». Я просто видела, как он исчезает. Не физически. Он был рядом. Ел мой суп, спал в нашей постели, гладил сына по голове. Но его больше не было. Был человек с его лицом...

Мне 53. И впервые за 40 лет я сказала: "Мне тяжело." Не в слезах. Не в истерике. Не после скандала. Просто — за чашкой чая, когда муж спросил: "Как ты?" и, не дождавшись ответа, добавил: "Ну, всё хорошо, да?" Я посмотрела на него. И вдруг поняла: Я больше не хочу говорить "всё хорошо". Потому что всё — не хорошо. Я годами запечатывала себя в этой фразе. Она была как крышка на банке. Снаружи — ровно, а внутри — давление, накопленная боль, и чувство, что я исчезаю. Не из-за кризиса. Не из-за измены...