Никины сказки

Шептались соседи о юной Пэг - Мол, ведьмой растет девчонка. Глаза крыжовник, а кожа снег, Курчава рыжая челка. Гуляет по пустошам и лугам, В подоле дикие травы, Льнут псы покорно к ее ногам, И ластится лис лукавый. Дружил с девчонкою Риордан, Сын рыцаря и служанки, У камня крови ей клятву дал – По юности слов не жалко. - Уйду, мол за море, на войну, Добуду и герб, и шпоры, Возьму тебя в жены, когда вернусь - И это случится скоро. - Я буду ждать, - отвечала Пэг, Сражайся, мой друг, бесстрашно, А чтоб разлуку перетерпеть, Сошью для тебя рубашку...

Метролль Промокашкин имел все основания жаловаться на жизнь. Во-первых он уродился мелким, почти как гном, с трудом запрыгивал в вагоны и не доставал до поручней. Во-вторых его лоб украшала здоровенная фиолетовая шишка, которую не удавалось спрятать даже под форменным колпаком. И в третьих должность ему досталась самая неблагодарная. Пока порядочные метролли следили за порядком в вагонах и переходах, дрессировали туннельных драконов и делали чудеса, Промокашкин ездил от станции к станции, от перехода к переходу и старательно отчищал надписи, оставленные на стенах некультурными пассажирами...

Феечка вентиляции была самой неугомонной из легкокрылых обитательниц крыши. Черноглазая, полнокровная, такая рослая, что ее иногда путали с человеческой девочкой, она не могла усидеть на месте и совала свой вздернутый носик во все щели. Ей до всего было дело – почему чихает гном-сапожник, куда пропал неразговорчивый принц, кто съел именинный торт феечки водосточной трубы и что с воришкой после этого стало. Она точно знала, сколько букетов выкинула из окна феечка десятого этажа, отменившая свадьбу, сколько котят родила кошка Мама и сколько принцев вызвало на честный бой помойного дракона...

Фея Адельгейда-Гортензия, она же Анна Аркадьевна, уборщица в детском саду «Ромашка», собралась в лавочку за свежим творогом для себя и печенкой для альрауна-фамильяра Эммануэля, десять лет как притворявшегося котом. Цветастое платьице с низким вырезом, штришок помады по губам, капля духов «Смерть мужьям» в декольте – и никто б не признал в молодящейся даме неземное создание. И делов-то всего ничего – пройти по Абрикосовой, свернуть на Виноградную, спуститься в темноватый подвальчик, полный молочной прохлады, положить на стойку две купюры и горсть монет...

Одна кошка ужасно боялась уйти с середины комнаты. Она была совершенно роскошной пушистой трехцветкой, в меру упитанной, грациозной и элегантной, ее янтарные глаза проникали в душу любому. Как вальяжно она умела валяться на коврах и диванах, как аристократично кушала лапкой, как часами вылизывала свою пышную шубку. А рокочущее мурлыканье и виртуозное тыканье лобиком прямо под руку, а погони за мячиками и мухами, а умение сделать вид, что вот-вот подвернется под ноги – и не подвернуться… В общем нашей кошке не было равных...

Один поезд мечтал стать самолетом. Он был исправным, быстрым и очень красивым, когда мчался по рельсам, соединяя далекие города. Он не ломался, не тормозил попусту, не обижал пассажиров, роняя их на пол со стаканами кипятка. Он насылал детям и старикам добрые сны, сталкивал в тамбурах будущих влюбленных, нашептывал строки поэтам и делал все, что подобает делать доброй машине. Но, увы, мечты поезда влекли его в небо, к недоступным облакам, аистам и воронам, к возможности стремиться сквозь пустоту,...

Больше некому плакать. Больше нечему здесь болеть. Капли прожитых лет по воде пробегут кругами. Безлимитный проезд поменяв на цветной билет, Повзрослевшие дети один за другим прибывают в Гаммельн. Они бродят туристами, в зеленых блатных очках. Прикасаются к стенам, стучатся впотьмах в квартиры. Осадив барахолку, копаются в календариках и значках, Протирают пустые окна от пыли и паутины. Здесь стояло бюро, и отец подбивал счета. Здесь играла сестренка и мама варила клецки. И стреляли поленья и пахла дымком плита...

Одна лягушка была лучшим в мире мастером по проигрышам. Она проигрывала везде - в шахматах, в спорах, в прыжках на скорость и на длину, она ошибалась, даже умножая два на два, и путалась в собственных лапах. Если ей предстояло сдавать контрольную, она заранее рисовала в дневнике двойку. Если приходилось устраиваться на работу - заранее писала заявление об уходе. И знакомясь с приятным во всех отношениях жабом сразу прикидывала, сколько дней будет плакать, когда кавалер променяет ее на водомерку или ящерицу...

- Бабушка, бабушка, а кто там прячется в люке? - Нет там никого, только вода и опавшие листья. - А как же злой Плюхошлеп? Он сидит там на дне в грязной луже, пускает пузырищи и обещает, что ночью явится и утащит меня в темноту! - Выдумки это, внучек. Пошли лучше гулять в парк! - Бабушка, бабушка, а кто там прячется в дупле дуба? - Нет там никого, только белка и ее желуди. - А как же хищная Деревяха? Она рычит из дупла и обещает, что ночью явится и откусит головы всем моим игрушкам? - Выдумки это, внучек...

Одна черная кошка хотела стать белой. Что она только ни пробовала, даже вообразить сложно! Валялась в муке, мазалась мелом, терлась об наштукатуренные стены, каталась по свежепокрашенным скамейкам, спала на снегу. Даже пробовала ходить в кошачью парикмахерскую и носить парики на всю кошку – не помогало. Парики с нее падали, а черная шерсть не прокрашивалась. Другие кошки недоумевали – зачем? Черный мех практичен, удобен, совершенно незаметен в ночи или в темной комнате. Можно прятаться по углам...

...Скажи, почему мы желтеем? Молоденький лист клена колыхнулся, стряхивая капли дождя на взъерошенную ворону. - Потому что вас ждут на бал. Скоро ночи станут холодными, ветра буйными, воздух наполнится еле слышным хлопаньем крыльев - тысячи тысяч стай соберутся на юг. И тогда, в самую тихую ночь сентября царица Осень пригласит вас потанцевать. Нарядных и разукрашенных, карминовых и багряных, золотых и янтарных, легких и невесомых. Вы закружитесь в танце ветра и подниметесь над городом так высоко, что даже у птиц закружится голова...

Сравнительный анализ романа «Территория» Олега Куваева и двух фильмов по книге – «Территории» Сурина 1978 года и «Территории» Мельника 2015 года. Роман "Территория" - прекрасный, мощный текст невероятной плотности и наполненности. Жанр - на стыке производственного романа и северного приключения, с толикой магического реализма – щепотку мистики Куваев таки подсыпал в книгу. Там и суровый быт геологоразведчиков, и неизбежно печальные любовные истории, и стальная воля начальника Территории «Будды»...