Вячеслав Рахлин

– Мне страшно! – на миг перестав ныть, сказала она. – Этот гад на меня посмотрел, чтото сказал, и я вдруг подумала, что он славный! Что его надо пожалеть! Обнять! – Это он просто так говорит, – мрачно сказала Наська. – Убедительно. На Измененных не действует. И люди некоторые так умеют, он просто очень долго тренировался. – Наська, можно, Максим меня обнимет? – попросила Милана. – Ну просто так, как друга? – Мне-то что, – буркнула Наська. – Я Дарине не скажу, если ты об этом, обнимайтесь… Она вдруг сорвалась с места, в своей реактивной манере перемахнула через прилавок и уткнулась в живот Елене...

– Будем коптить рыбу! – Обещал отец Зои. Но после поездки на охоту у него резко поднялась температура. Теперь он лежал прямо в гостиной и дрожал под двумя одеялами, а вся семья бегала вокруг него с лекарствами и горячим чаем. – Хорошо хоть совсем не околели. – Причитала мать Зои. – Как уже надоела эта ваша рыбалка, охота, сети ваши, ружья. Чуть не поубивали друг друга в прошлый Новый Год. И это дяде Мише еще повезло: его товарищ Толик попал сегодня в больницу с обморожением. Одному Зяме все нипочем – пёс нажрался тушенки и гонял, как угорелый, за зайцами. Вот и не замерз. Одна беда: хозяин его под Новый Год очутился в больнице, и собаку дяде Мише пришлось взять к себе домой...

Игорь Рублев понимал, что напрасно тратит время. Вика все равно не будет с ним. Не потому, что любит кого‑то другого. Нет. Просто Старыгина была жутко упряма. Ей хотелось, чтобы как в сказке – принца на белом коне, не меньше. А с Игорем… что с Игорем? С ним было привычно. Они то сходились, то расходились, то ругались в пух и прах. И все равно их пути рано или поздно снова пересекались. – Старыгина, я к тебе. – Шагнул он к ней в палату. – Ай! – Вика спрятала лицо под одеяло. В люксовой палате она находилась одна, поэтому парень не думал, что кто‑то мог им помешать. Отчего тогда Вика пряталась? Была не одета? – Вик, ты чего? – Он положил мандарины на тумбочку, а еловые ветки сунул в вазочку...

Всё тлен. Достать червей и плакать! И о сверчках рыдать навзрыд. Забыть прелестнейшую мякоть Жрать сухой корм «привет, гастрит»! После того, как его лесная подружка неожиданно впала в спячку, Сережа не на шутку загрустил. «Почему я не жираф? Видел бы облака, плывущие по верхушкам сосен. Почему не птица? Мог бы облететь весь мир, вдохнуть свободу полной грудью, воспарить над городом и замереть, пикируя вниз. Так, чтобы сердечко затрепетало в груди, как крохотный жучок в банке. А перед самой землей снова взмахнуть крылом и взлететь в вышину». Эх, было бы здорово. А так… Тяжело быть ежиком – никто не обнимет...

И этот чертов хит, в который была вложена частичка его души, реально порвал тогда все чарты мира, стоило ему только появиться. Но ни одна последующая композиция не подбиралась настолько близко к этому результату, и это печалило музыканта, мешало его творчеству, стопорило его в развитии. – Я певец одной песни. – Устало качнул головой Джон. – Тебе просто нужно проветриться. Ты устал. – Ободряюще хлопнул его по плечу Калвин и принялся дурачиться под порядком надоевший мотив. В кармане завибрировало. Британец радостно достал телефон и с недоумением уставился на экран. Это была не она, это был его русский друг Дима...

– Нет. – Мотнул головой. – Не хочу. – Он выключил аппаратуру и решительно встал. – Пожалуй, лучше высплюсь. Это полезнее для дела. – Слушай, брат, не расстраивайся. – Калвину очень хотелось подбодрить друга. – Ты сам знал, на что идешь, когда выбирал этот путь. Ты ведь не идешь просто за славой и деньгами, ты делаешь гораздо более важное дело! Просто смирись, что твоя музыка не для всех. Люди привыкли потреблять простое: лучше всего, если им разжуют и положат в рот. Хочешь, запишем тебе что‑то коммерческое? Тыц, тыц, тыц. Такое послезавтра и не вспомнят, зато срубишь денег – сразу и много. Джон остановился и с улыбкой посмотрел на друга...

Лондон к празднику опять удивил. Нет, не ясным небом – то все еще было затянуто серыми тучами. А противным мелким дождем, накрапывающим с утра по мостовой. Да и настроение было хуже некуда. Та девушка, при воспоминании о которой сердце болезненно сжималось, пропала почти сразу после Рождества. Она не отвечала на звонки, игнорировала его сообщения, не выходила в сеть. «Наверное, на нее так подействовало семейное торжество, – думал британец. – Я слишком рано познакомил ее со своей семьей. Это было ошибкой. Она испугалась моего натиска и сбежала». И он в который раз ругал себя за необдуманный шаг, за излишнюю импульсивность, которая была виной всех его поступков, касающихся этой девушки...

Поэтому после прошедшей в плясках с бубном и Дмитрием Павловичем на руках ночи Анна Солнцева чувствовала себя не лучше героя ДиКаприо в фильме «Выживший». Впрочем, и выглядела она соответствующе: мятое лицо, всклокоченные волосы, выпученные красные глаза. Потому и не удивительно, что порядочно умаявшись, бедная молодая мамаша отключилась под утро на диване прямо с сыном на руках. Девушка профессионально, как сапер с многолетним опытом – резко, но быстро, выдернула из‑под сына руку и осторожно встала. Вышла на цыпочках из комнаты. – Лена Викторовна? – Удивилась она, войдя на кухню. Думала, что Пашка после бессонной ночи не поехал на важную запись в студию и решил остаться с ними дома...

– Хр‑р! – Вздрогнув от собственного храпа, проснулась Солнцева. Впервые за прошедший год она уснула. Не так, чтобы лежать с закрытыми глазами в любой неудобной позе и слышать все, что происходит вокруг. А по‑настоящему. Со сновидениями, с почти блаженным умиротворением и слюнями ровным слоем размазанными по подушке. – А? – Первым делом молодая мать нашла глазами своего карапуза. Суриков‑младший мирно посапывал рядом с ней, придерживая своей крохотной ручонкой край воротника материнской пижамы – вероятно, чтобы не сбежала. Но она и не планировала. Куда там: казалось, с момента рождения маленького Димки они срослись в единое целое...

– Бабуль, может скорую? Мария Федоровна была непреклонна. Зря, что ли, она с утра прикидывалась больной, пытаясь заманить любимого внука к себе в Калиновку? Зря кряхтела в трубку, жалуясь на сердце? Зря посадила голос, жалуясь на хрипоту? А куда теперь деть налепленные собственными руками четыре сотни пельменей? Им с дедом Веней столько до весны не съесть. Это вам не роллы заморские лопать, это настоящие русские пельмени размером с кулак! К тому же, в холодильнике ждали своего часа три литра хреновой заправы и целая батарея солений, что тоже не шутки. – Знаю я эту скорую! – Поправив спортивный костюм от Гуччи, возмутилась она...