Поэтесса Елена Рид

...Страх... Кто откажется драться, того непременно убьют. Не ценить свою жизнь и при этом Костлявой бояться - Это жалкий удел. Поднимайся, ведь зрители ждут. Ну хотя бы подёргайся - публика будет смеяться. Будет топать, свистеть, аплодировать точным рывкам, Твоя клетка не так уж тесна, отпусти свою ярость, Демонстрируй бесстрашие льва или силу быка, Не смотри в небеса, где защиты тебе не осталось. Никого не помилуют. Просто вставай и дерись, Как сгоревшую кожу, срывая иллюзии детства, В этом нет красоты, в этой боли отсутствует смысл. Не умеешь сражаться - учись, тебе некуда деться. Над тобой - никого, господин не оценит раба, Ни за жизнь, ни за смерть не дождешься красивой награды. По секрету - трибуны пусты, всем плевать на тебя, Но вставай и иди! Посмотри, как они тебе рады!

...Художники в Крыму... Ты должен передать не форму облаков, Но принцип облаков. Лови, лови мгновенье. Используй все, что есть. Пусть не хватает слов, Таланта, мастерства, восторга, вдохновенья, Пускай твоя ладонь открыта и пуста, И ты плохой ловец, но этим не смущайся, Ведь истина небес торжественно-проста: Короткий век земной, свобода, вечность, счастье.

Я чутко слушал терпкий влажный лес, Спешил на зов оранжевой луны. Я исчезал, и вот - совсем исчез, Мои следы в подлеске не видны. Быть может, феи выбрали меня, Быть может, в плен забрал подземный царь. Не трать на поиск соли и огня, Оставь рябинам горестно мерцать. Гудят торги на рынках городских, В лугах поёт пастушеский рожок, А здесь услышишь стон теней глухих, И паутина щёки обожжёт. Останься там, где мирная заря Заставит крыши золотом гореть. Я доброволец мха и янтаря, Навек сокрыт в рябиновой коре.

С Нарышкина бастиона Вдруг в полночь стреляет пушка, Вдоль Черной речки бессонно Скитается мертвый Пушкин. Бездомные декабристы По Ваське ведут туристов. Раскольников взвесил риски, Теперь он крутой бариста. Но здесь не решает кофе. Что может поэт без света? Инструкцию Маяковский Читает: "Убей поэта!" Андреев гоняет тени, Волошин гоняет в танки, А с чижиком пьет Есенин На набережной Фонтанки. Ахматова веселится, С гусаром летит на санках, Под темной водой столицы Светящиеся русалки. И. Бродский читает вирши На даче чумного бонзы, Стучит по дырявым крышам Патруль из зеленой бронзы. Матильда и Айседора Выпрыгивают из торта. Заря расцветет не скоро - Здесь ночи граница стерта, Названия стерты улиц... Но память прочней веревки. Вот Ольга Берггольц, сутулясь, Гуляет по Пискарёвке. Чуковский освоил флейту И деток уводит в Гаммельн. В отечестве нет поэта. Голодными сапогами Растоптан великий зодчий, Еще один, для комплекта. "Аврора" стреляет в полночь, В Кронштадте вечное лето.

Злые шёпоты злых голосов. Как ты смеешь меня понимать. Мы совсем не похожи на сов, Мы послушно отправимся спать. До отбоя пятнадцать минут, Гаснет пламя ребячьей зари. Нас пока не прирезали тут, Говори же со мной, говори. Нас отправят в неведомый мир, Нас проткнут ядовитой иглой, Но пока не прервали эфир, Говори, говори же со мной. Я привыкла к тяжелой броне И коротким, весомым словам. Может быть, это, нужное мне, Переплавится в нужное нам. Забери мою горечь и страх, Мою прошлую боль забери. Я усну у тебя на руках, Говори же со мной, говори.

Переживём декабрь и получим шанс на вечную жизнь. Ничто не спасает, даже большие деньги. Я выбегаю в пасмурный понедельник. Небо пустует, и птицы насторожились. Спешу на работу, в наушниках Дэвид Боуи, Компьютер и телевизор я выключаю к чёрту. Поклонники Дикой Охоты бьют на гробах чечётку. Когда ничто не спасает - можно спастись любовью, Если она горячее крови и резво бежит по венам. У меня есть ты и нет проблемы с объектом чувств. Ты говоришь: "Прилетай", и я говорю: "Лечу". Лечу одиночество встречами и глинтвейном. Звоню тебе с улицы. Улица смотрит пристально. Я говорю: "Мне грустно", и ты говоришь: "Держись. Переживём декабрь и получим вечную жизнь". Я захожу в парадную, слышу выстрелы. Поднимаюсь по лестнице, вижу в проём окна Торопливый огонь, суету пожарных расчётов. Я кричу, и мой голос проходит сквозь дым и становится чёрным: "Дай мне руку, уходим!.." А следом идёт война.

Мы соберём товарищей - и в лес, Охотиться на ведьмино отродье. Там злые чудеса, там бродит бес, Рыдает буря, всадник рвёт поводья, Кричат младенцы; кровь на алтаре, Как жжёный сахар, сладко пузырится. Бледна, простоволоса, на заре Лягушкой обращается девица. Слепой кузнец куёт златую цепь, Учёный кот грызёт печатный пряник, Блестит игла со смертью на конце - Кто тронул, тот вовеки не воспрянет. Прорвёмся мы сквозь паутину дней: Где город был - там остов обгорелый, И ворон на обуглившемся пне Кричит: "Смирись и ничего не делай". А делай - так решайся и рискуй, Сминая страх, как пожелтевший свиток. Не бьют в десятку, лёжа на боку: Нам больше не даровано попыток. Здесь каждая история - о том, Как выбирать дорогу без возврата. Свернёшь на запад - там чумной кордон, А на восток - там брат идёт на брата... Пусть их идут! Мы им не сторожа. Нам волей - ловля, им неволей - войны. Сквозь ветви звёзды пламенно дрожат, И небеса бездонны и спокойны.

Однажды в Барселоне Умершие не имут сраму И никого не защитят. Давай сыграем эту драму, Где нас утопят, как котят. Никто не ждет кастильской стражи, Кинжала в дружеской руке, И я кокетничала даже С врагом, плывущим по реке. А в переулках Барселоны Рассыпал дьявол жемчуга, И спотыкаются матроны, И прорезаются рога; Сверкают копья, блещут шпаги, Шипит предатель, как змея, Для нас подделаны бумаги, И кем-то приготовлен яд. Кто первый в этой круговерти Сыграет в ящик? Здравствуй, ад! Но мы пока бежим от смерти. Так сотни лет тому назад Из ненавистного Египта Бежали жёны и мужи. Не пробил час ложиться в крипту. Пожар. Исход. Надежда. Жизнь.

Обещание Если что-то, что можно забыть - простить, Если что-то, что можно понять - познать, Пустота остается в твоей горсти, Как простой и высокий последний знак. Если там, где завидуешь - просто жить, Если там, где глазеешь - закрыть глаза, Растворится унылый и тусклый быт И отступит мертвящее нас "нельзя". Разговаривать с ангелами во мгле, В водопадах купаться, ласкать ягнят, Всё позволено здесь, на моей земле, О которой словами не говорят. Станут яблоки слаще любых конфет, Потому что в них золото бытия. Не работает здесь ни один запрет. Все игра, для которой и ты, и я. А наутро для нас распахнётся сад: В нем лазурь озёр, неба бирюза. Отпусти вину и очисти взгляд, И закрой глаза. И закрой глаза.

За час до рассвета к губам поднесенный бокал становится тягостной ношей и просит - отбрось меня прочь. Я не сказала, ты ничего не знал, так не сложней, не проще - просто длиннее ночь. В оливковой роще. Где ветер и боги, где острые стены скал, где остров, где остов, где чьи-нибудь легкие ноги ступали, и этих шагов желал, упоенный надеждой, притихший и верящий кто-то. Истоки и корни веры, Микенские, критские стены, арены, амфоры, древние фрески, быки, и вены, полные, кроме крови, избытком любви. За час до рассвета выветривается действие любого зелья, невеста-прелестница, легче ступай, бесшумней, легкой стопой, в сон погруженных богов, в воде отраженных звезд не нарушай покой. Смотри, кто идет за тобой, тот ли, кто всех дороже, тот ли, кого ты ждешь? Становится тягостной ношей желаннейшая из нош, нож, ночь бесконечна за час до рассвета. Я не бессердечна. Просто хочу помочь.