Альбина Саввина

— Лучше пересчитайте деньги, миссис Капур. Как вы сами сказали, считать надо каждую рупию.    — И все же я не понимаю, — теперь ее тон был откровенно подозрительным, враждебность неприкрытой, — не понимаю, почему эти деньги находились в вашем столе?    — Мистер Капур хотел, чтобы деньги передал я. Он сказал, что его тошнит от разговоров с вымогателями.    — Все это весьма странно. Зачем Викраму понадобилось платить, почему просто не изменить название магазина? Новая вывеска обошлась бы куда дешевле, чем тридцать пять тысяч.    — Мистер Капур не все оценивал в деньгах. — Йезад старался говорить ровным тоном...

Мой Викрам во многих отношениях был большим ребенком, которому хотелось испытать себя в разных глупых затеях. Мне пришлось подчеркнуть, что есть и проблемы. Иной раз я просто не могу понять, как он справлялся с бизнесом без меня.    — Он был прекрасным бизнесменом.    — Как любезно в вашей стороны — вы действительно лояльный служащий. Да, чтобы не забыть: вам известно, сколько в чемоданчике денег?    — Нет. И я не уверен, что мистер Капур вел точный подсчет.    — Не вел, — улыбнулась она, — но я вела. Возвращаясь вечером домой, он говорил мне, сколько отложил в чемоданчик. А у нас, у пенджабцев, есть поговорка: можешь хоть сто тысяч раздать на бакшиш, но считать надо каждую рупию...

Подойдя к «Бомбейскому спорту», Йезад увидел, что стальные жалюзи опущены, но дверь не заперта. В магазине его встретил тот же слуга, который приходил с запиской. Он молча указал на офис в глубине магазина.    Йезад зашел за прилавок, услышал завывание включенного кондиционера, в открытую дверь увидел миссис Капур в кресле мужа. Она расположилась в кресле так, будто всю жизнь занимала его… Прошла через испытание и вышла невредимой… Нет, так нельзя, дух человеческий могуч, и она заслуживает всяческого уважения… Но только она выглядит несколько самодовольной за этим столом, подумал Йезад и тут же позавидовал ее уверенности в себе...

Дядя, ты потрогай! — закричал Джехангир, стискивая подбородок деда, — гладкий и мягкий, как раньше был!    Джал заколебался.    — Потрогай, так приятно!    Джал наклонился и нежно погладил Наримана по лицу:    — Джехангир прав. Ты лучше выбрит, чем я.    Нариман улыбнулся:    — Это Йезад… пов-повинен в моем пре…    — Преображении? Да?    Джал обернулся к Йезаду. Тот смотрел в другую сторону.    Зато Роксана рассыпалась в восторгах:    — Маникюр, педикюр, уход за лицом, все! Йезад навел папе полную красоту!    Мурад спросил, не открыть ли папе салон красоты — Salon de Веаtu de Monsieur Chenoy.    — Чуть-чуть выучил французский и уже болтает! — с гордостью сказал Йезад...

Но сухие ногти не столько отстригались, сколько отламывались, оставляя неровные зубцы. Йезад выдвинул пилку и принялся опиливать ногти, чем вызвал улыбку на губах Наримана.    — Ну как, лучше? — спросил Йезад.    — Ли-лишен когтей… Б-безвреден.    — Только не вы, чиф, с вашим-то острым языком!    Оба засмеялись. Йезад собрал с пола обрезки ногтей на старую газету.    — Знаете что, чиф, давайте и ноги заодно приведем в порядок.    — Н — не утруж-ж-дайтесь.    — Никакого труда.    Йезад уселся в ногах Наримана. Ногти ног оказались совсем жесткими, они почти ороговели, загнулись, как птичьи клювы...

Йезад присел на край дивана и приложил носик к губам Наримана. Из угла рта побежала тоненькая струйка.    — Упс, извините, чиф, это носик с половинкой.    Взял салфетку, лежащую наготове рядом с подушкой, вытер Нариману подбородок. Сильно отросшая грубая щетина цепляла ткань. Цирюльник уж давненько не заходил — нечем платить ему.    — Хорошо хоть у вас медленно растет борода, чиф, а то стали бы похожим на Карла Маркса.    Нариман попытался улыбнуться, Йезад снова поднес поильник к его губам. Он сообразил, под каким углом нужно направлять носик, чтобы чай попадал в рот. И еще сообразил, что впервые за многомесячное пребывание Наримана в доме сидит так близко к нему...

— О’кей, Техми, — добродушно отозвался муж, — ты достаточно очернила мою репутацию.    Он допил остаток виски и выбрался из глубокого кресла.    Джалу была приятна шутливая перебранка состарившейся пары, нескрываемая любовь, соединяющая их. Он тоже поднялся на ноги, собираясь уйти вместе с ними.    Миссис Фиттер заспешила вперед, двое мужчин помедлили у открытой двери, за которой уже сгустились сумерки, стояли, глядя на поток машин и людей, на темнеющее небо.    Ночь опускалась на город, но он продолжал неистовствовать, он кипел жизнью, бьющей через край. Джал заметил, с каким удовлетворением...

Втроем стали пытаться перевести, сошлись на «Битве за курицу» в качестве заголовка. Потом совместно вспоминали стихи, повествующие о женщине, враждовавшей с соседями из-за украденной курицы, о противостоянии, длившемся пятьдесят четыре незабываемых дня. Чеканные строфы изобличали гнусность этого черного дела, после чего следовал подробный перечень угроз и проклятий потерпевшей, перечень страшных болезней, которые карой падут на воров, если съедят они хоть кусочек украденной птицы. Этот каталог больше всего развеселил компанию — поток недугов начиная с тифа, холеры, дифтерита, диареи, пиореи, геморроя и герпеса и кончая свинкой, корью, безумием, малярией и, разумеется, ветрянкой...

— Это не оправдание, — возмутился инспектор. — Какое бесплодие в наше время, когда существует искусственное оплодотворение и прочие умопомрачительные технологии, которые позволяют производить на свет сколько угодно детей! Семья может одним заходом дать шесть-семь маленьких парсов. У меня нет сомнений.    — Вот как? Чрезвычайно интересное предложение.    — Наша община, молодые члены общины, должны заново открыть для себя радости большой семьи, — продолжал инспектор, не замечая улыбок, которыми обмениваются доктор и Джал. — Они должны осознать, что упускают. Веселая музыка детского смеха наполняет...

Джал улыбнулся. Ему нравился доктор, несмотря на его грубоватость и резкость. Его юмор вобрал в себя дух парсов, их способность смеяться перед лицом тьмы.    — Вас назовут Джалозавром, — не унимался доктор, — я буду Шапурджизавром, а если откопают кости моего отца, появится Пестонджизавр с тюрбаном на голове. А наш дорогой инспектор, любитель шотландского виски, будет могучим Вискизавром с большой бутылкой «Голубой этикетки» под мышкой. А пока это не произошло — ешь, пей и веселись!    Они хохотали, доктор и Джал, — до Джала вдруг дошло, как приятно опять посмеяться.    Инспектор сохранял серьезность, не понимая, что смешного в идее превращения парсов в динозавров...