Каролина Бажина

Рабочий уложил перекладину в держатель и кивнул Эдулю.    — То-то же! — фыркнул Эдуль. — Не завтракал, Ганпат, а?    Теперь осталось поднять перекладину на две стальные опоры с гидравлическими домкратами в основании. По сигналу Эдуля рабочие выполнили задачу одним сильным движением.    — Шабаш, молодцы! — похвалил Эдуль рабочих, просиявших от удовольствия и горделиво расправивших плечи.    Эдуль поставил третью стремянку и взобрался наверх, чтобы закрепить перекладину. Четыре пары болтов и гаек на каждый конец перекладины — и все спустились на пол.    Эдуль объявил, что продолжит работу после ланча...

Но пока Куми возилась на кухне, Эдуль все-таки пропел еще куплет грузчикам, усевшимся на пол, скрестив ноги. Те внимательно слушали, не понимая ни слова, и наградили певца громкими аплодисментами.    Джал давно присматривался к грузчикам, лица которых казались ему знакомыми. И вспомнил — та же пара, это они внесли папу домой, когда он упал в канаву и ногу себе повредил!    — Беспокоит меня это, Эдуль, — сказал он. — Ты уверен, что они справятся с такой работой? Они ведь только и умеют что таскать мешки с зерном на головах.    — Не волнуйся, Джал, сынок. Они мне нужны только как грубая сила. А умение и планирование — это твой покорный слуга...

За ее спиной Джал жестами пытался унять Эдуля. Он тоже нервничал в то утро, но его беспокоило предстоящее поднятие балки.    — А может, такой вариант: «Чу, мастер «умелые руки» грядет, сла-авсься, обновленный потолок!»    Джал почти отчаялся установить мир, когда позвонили в дверь и Куми пошла открывать. Джалу не нравилось, что Эдуль дразнит сестру, он-то понимал, что с ней происходит в этот день, но Эдулю ведь не втолкуешь!    Из коридора донеслись звуки перебранки. Джал побежал на шум.    — Это, наверное, они. Грузчики из продуктового! — крикнул вслед ему Эдуль.    — Они, — подтвердила Куми, — я пытаюсь объяснить им, что сейчас только девять часов, а ты их звал к одиннадцати...

Эдуль Мунши проплыл мимо нее в коридор, распевая на собственный лад рождественский хорал:    — «Поутру в день Рождества я видел двух грузчиков, они к нам шли, они к нам шли поутру…»    — Что за чушь ты поешь?    Куми в то утро была раздражена, подавлена и вовсе не расположена терпеть дурацкие шутки. Рождество всегда пробуждало в ней воспоминания о католической школе, где прошли самые счастливые годы ее изувеченного детства; она с радостью отказалась бы от милых воспоминаний, если бы могла забыть и пережитую боль.    За шесть недель до Рождества школьный хор начинал готовиться к концерту, на который приглашались родители...

Мы не жулье, сэр. Мы трудимся ради улучшения условий жизни людей, мы защищаем интересы жителей округи, стараемся помогать беднейшим слоям…    — Я вам так помогу, если вы не заткнетесь! И нечего лекции мне читать!    — Сэр, не надо угрожать нам! Мы вам сообщили про закон, вы должны переделать вывеску. Не сделаете это в течение недели — вам же хуже будет.    Капур пошел грудью на них, заставляя пятиться, напирая, оттесняя к двери.    — Вы что, запугать меня хотите, травоеды уличные? Да вы знаете, кто я? Меня молоко Пенджаба взрастило! Сале бхонсди ке бхарве! Я вам так рыла начищу!    Они уже допятились до выхода, последний толчок Капура заставил их скатиться со ступенек на тротуар...

— Так, — сказал Капур, — во-первых, мы открываемся в десять. А во-вторых, Санта-Клаус только детям раздает бесплатные сладости. Вы, как мне кажется, не дети, правильно?    Молодые люди заулыбались:    — Не объявление, сэр. Вывеску магазина. Где написано: «Бомбейский спорт».    — На самом деле «Бомбейский спор».    — Да, сэр, мы заметили, что одна буква не горит.    Капуру пришло в голову, что они электрики и зашли предложить свои услуги.    — Хотите вывеску починить? Сколько возьмете?    — Нет, сэр, — опять заулыбались они. — Мы не по электрической части. Мы из Шив Сены, из здешнего отделения, пришли просить, чтобы на вывеске написали «мумбайский» вместо «бомбейский»...

— Пришел еще разок увидеть Санта-Клауса в действии.    — Отлично. Класс. А у меня рождественский подарочек для вас. Он у меня еще вчера был приготовлен, но из-за всей этой сумятицы я забыл вручить его.    Зайдя в офис, Капур извлек из своего стола подарок, завернутый в бумагу с падубом и колокольчиками.    Йезад с улыбкой осмотрел и ощупал прямоугольный пакет:    — Что ж там внутри?    — Откройте.    Йезад снял обертку и увидел папку, а в ней три целлофановых конверта — три фотографии Хьюз-роуд.    Он поднял глаза на Капура:    — Но… это же…    — Надеюсь, они вам все еще нравятся.    — Да, но я… это такая ценность, ваша коллекция…    — Но мне хочется подарить их вам...

Усилием воли стряхнул он с себя оцепенение и тихонько двинулся вперед. Как образумить двух женщин на парапете? Неоновая реклама заливала их то синим, то красным светом. — «Мы слезы лили, и мы веселились», — запела Люси, сбрасывая чужую руку с плеча. Ясмин наконец добилась реакции — совсем не той, которой ожидала. — Ты кого это из себя строишь?! — выкрикнула она. Он с ужасом увидел, что она обеими руками хватает Люси за руку, а та, стараясь высвободиться, тянет Ясмин на краешек парапета… Обе раскачиваются на краю бездны… Он рванулся к ним, протягивая руки — схватить, удержать. Он успел дотронуться до них, но лишь на миг...

— Ты противный, — визжала Куми, — зачем ты маму мучаешь? Джал попытался унять сестренку, но она вырвалась и закричала: — Помни, Бог тебя накажет за то, что ты делаешь! Сердце его разрывалось, но он не знал, что сказать им, и молча сидел, пряча лицо в ладонях. Дети бросились к матери, обняли и увели ее в спальню. В полном отчаянии он пошел к родителям Люси. Ему открыла миссис Браганца, которая так уставилась на него, будто увидела призрак, и захлопнула дверь. Он звонил и звонил, пока не вышел мистер Браганца с угрозой вызвать полицию, если он не уберется отсюда. Нариман попытался задержать его, рассказать о состоянии Люси… Дверь захлопнулась...

Джехангир, приподнявшись на локте, вслушивался в бормотание дедушки, которому опять снилось, как Люси поет их любимую песню. Дедушка уговаривал ее спуститься, говорил, что опасно оставаться на краю крыши. Но Джехангир улавливал только обрывки — как по папиному радио, в котором звук то пропадал, то появлялся снова.    Он обдумывал услышанные фразы, пряча их в память, где уже хранились другие обрывки. Придет время, все сложится вместе, и дедушкины слова станут понятны — Джехангир был уверен. В доме поднялся шум. Кто кричал: эта айя опять поет на крыше, она вроде собирается броситься вниз! Нариман похолодел от страха...