Марьяна Касанова

– Ой да, извините.Кэри попробовала улыбнуться.– Я немножко нервничаю.Теперь женщина кое-что заметила; подавшись вперед, сдвинула очки на нос. Одним движением она превратила полное неведение в четкое понимание.– А ты, часом, не дочка старины Теда?Черт!– Да, мисс.– Родители в курсе, что ты здесь?Волосы Кэри были собраны в косичку, которая туго оплетала голову.– Нет, мисс.Почти раскаяние, почти сожаление.– Боже, детка, ты сама добиралась?– Да, на поезде. И на автобусе.Она уже было затараторила:– Ну, сначала я села не на тот автобус…Тут она взяла себя в руки.– Миссис Макэндрю, я хочу работу.Вот в этот самый миг она ее и покорила...

Я еще не понимал, на какой «забор» натолкнусь, приняв такое решение. «Забор» этот – собственно говоря, тот самый, о котором писал Фрост – по-научному называется менталитет. Я не националист – боже упаси – и не считаю этот «менталитет-забор» генетически свойственным моим землякам. Кто-то избавляется от него легко, но удается это далеко не всем.Кажется, я уже писал о том, что в Кью-Гарденс-Хилс создано было Общество местных домовладельцев. Я давно уже в него вступил и даже был избран в группу правления. Работали мы безвозмездно. Мало того – чтобы Общество располагало хоть какими-то финансами, каждый из нас вносил членские взносы...

“Я сказал, что есть вещи поважнее невыплаченных зарплат, что есть сила и воля государства, и что если этого нет, то государство начинает просто расползаться как гнилое сукно. Я еще к каким-то там историческим примерам прибегал. И говорил, что вот сейчас то, что происходит с Чечней, погубит государство, потому что мы делаем вид, что там все хорошо, а там все совершенно не хорошо, и что если это будет продолжаться таким образом, то очень скоро возникнет дилемма: либо там опять начинать войну, бойню, либо капитулировать, и тогда Чечня будет просто Россией править через какое-то время, потому что у них воля есть...

Молчание. Слабый отзвук чьего-то дыхания.— Алло? Джулиан, это ты?Пауза. Наконец незнакомый мужской голос неуверенно спросил:— Могу я поговорить с мистером Лоуренсом?— Хм, нет. Он ненадолго отлучился. Могу я передать, кто ему звонил?— Не надо ничего передавать, — сказал звонивший и повесил трубку.Спустя полчаса я заслышала от дороги шорох гравия и вышла навстречу. Джулиан уже выгружал из машины продукты. Подойдя к нему, я подхватила несколько пакетов.— Перестань, — остановил он меня, — это моя работа.— Вместо разминки, — пошутила я. — А то я уже несколько дней не бегала.— Не в том суть, — возразил он, но я уже направилась с пакетами к дверям...

Я знаю, конечно, что такие традиции, превратившиеся в формальность, существуют не только у нас, у бухарских евреев. Похожее происходит, к примеру, и на Кавказе. Застолья на Кавказе собираются по любому поводу – ведь там виноград, разливанное море вина… Вообще-то ничего плохого в этом не вижу. Но вот недавно в рассказе одного из своих любимых писателей, Фазиля Искандера, прочел я размышления, очень близкие моим: как в его родной Абхазии люди порой превращают в бессмыслицу любую, даже прекрасную традицию. Я так обрадовался такому сходству наших мнений, что решил процитировать здесь строки из рассказа «Должники», где рассказчик приглашён родственником на празднование дня рождения сына...

–Бля, да тебе сложно что ли? Пиздец, как нормального человека попросил…–Ну и что, что было? А сейчас нет. И все тут. Отвали уже.–Все с тобой понятно, даже приехать не можешь. Ой, да какое “всегда приезжаю”, сейчас же не приехал. Ладно, занимайся своими делами, делай что хочешь. Нет уж, не надо, не хочешь – без тебя справимся.–Не знаю, я занят, давай как-нибудь в другой раз, оке?–Расскажите, что у вас нового? Мм. Так. Продолжайте, продолжайте…–Чего тебе надо, мест что ли мало? Я тебя вообще не знаю!–Какое мне дело до ваших трудностей. Вы знали, на что идете, вас никто не заставлял сюда приходить...

Вскоре после налета Гусинского вызвали в Кремль и в незамысловатой форме объяснили, что если критические репортажи из Чечни не прекратятся, то он лишится канала. Гусинский ответил отказом, но, безопасности ради, отправил свою семью в Лондон, а затем перебрался туда и сам. Коржаков же похвастался в газетном интервью, что его любимый вид спорта – охота на гусей.После нескольких месяцев перемещений между Москвой и Лондоном партнеры Гусинского по банковскому бизнесу и по СМИ, в том числе Малашенко, Киселев и Добродеев, собрались в тускло освещенном винном погребке роскошной лондонской гостиницы Лейнсборо на Парк-лейн, облюбованной российскими олигархами, чтобы обсудить положение дел...

–Здесь рядом с ней, Пепе, есть Рамон, я, Ангелина. Одно могу сказать тебе точно: после отъезда Лусии я не получила от нее ни сантима. И это притом что я послала ей телеграмму, в которой сообщила, что мы переехали и деньги следует посылать до востребования на почту.–Все так, мама. Я получил твою телеграмму и, клянусь тебе, регулярно сопровождал Лусию, когда она отсылала вам деньги. Неужели вы не получили ни единого перевода?–Нет. Хотя Рамон раз в неделю всегда наведывался на городскую почту, все минувшие пять лет. И всякий раз ему говорили, что никаких переводов на наше имя не поступало.–Что ж,...

–Ты должна знать, откуда ты пришла, чтобы понимать, куда тебе идти дальше, Эризо. Что ж, если у тебя есть силы слушать, то тогда я начинаю.– Ангелина взяла мою руку и пощупала пульс. Потом с удовлетворением кивнула.– Гораздо лучше.–Все хорошо,– откликнулась я, действительно чувствуя себя гораздо лучше. Сердце мое перестало трепетать, и на меня вдруг снизошло какое-то странное спокойствие, я бы даже сказала, умиротворение.–Значит, ты знаешь, что Лусия жила с отцом и танцевала в Барселоне после того, как ее мать вернулась домой в Сакромонте?–Да.–Лусия провела вдали от Сакромонте более десяти лет, совершенствуя свое мастерство...

Потягивая пиво, я смотрел в окно, рассеянно наблюдая за людьми снаружи. Солнце уже почти скрылось, и кольцо погружалось в предночную прохладную темноту. Силуэты пересекали переулок, огибали здания, стояли, сидели, сбивались в группки, болтали и смеялись. Все эти люди сейчас весьма довольны – они свободны от забот, от обязанностей, от быта, они отдыхают. Я тоже не особенно несчастен прямо сейчас – всего лишь ненадолго погрузился в рефлексию. Скоро я выйду из заведения, встречу Лекса и Фай, угорю на движе, наверняка встречу Алису, и не буду думать обо всех этих мрачных вещах. Но пока что я здесь, и я о них думаю...

Егор всю жизнь находился на государственном обеспечении, и мысль о том, что его родной сын подался в предприниматели, казалось ему странной.“Мне никак не удавалось ни понять тебя, ни согласиться с тобой. Даже в самой малости: в готовности получать заработанные деньги не через окошко государственной кассы, а где-то в другом месте”. Интервью заняло целый разворот. Егор эффектно завершил его воспоминанием о собственном отце: “Четверть века назад, и даже более того, увидела свет одна из первых моих книг. Я размышлял в ней над проблемой отцов и детей. И называлась она «Я иду с тобой», подтверждая, что я готов во всем продолжать путь своего отца, – тогда мне представлялось это возможным...