Рената Завацкая

"Своим постоянным размышляя о поведении конце м[и]н[е]стры, и ваш encomiums по настоящему, это ясно как солнце в полдень, то вы находитесь иезуит или Nonjuror, используемых друзей самозванца, попытаться представить папством, и с рабством, и произволом власти, а также нарушать священный акт о веротерпимости Раскольников. Итак, сэр, поскольку самые изобретательные авторы, которые еженедельно пишут против вас, не в состоянии научить вас лучшим манерам, я хотел бы, чтобы вы знали, что эти великие и...

Хотя я хотел бы на досуге отметить честь письма, которое вы с удовольствием написали мне около шести месяцев назад, все же я был очень осторожен, выполняя некоторые из ваших приказов, и продолжаю так быстро, как могу, с остальными. Я хотел бы, чтобы вы сочли нужным передать их мне более частной рукой, чем в типографии: ибо, хотя я был доволен образцом стиля и духа, которому я намеревался подражать, все же мне было жаль, что мир должен быть свидетелем того, как далеко я не дотянул и в том, и в другом...

Я сознаю про себя, что пишу эту статью не с каким-либо иным намерением, кроме как творить добро: я никогда не получал вреда от прошлого служения и пользы от настоящего больше, чем от любого хорошего предмета. Среди первых были один или два, которые, надо признать, обладали очень ценными качествами; но действовали по системе политики, которой наша конституция не могла вынести; и обнаружив презрение ко всей религии, но особенно к той, которая так счастливо утвердилась среди нас со времен Реформации, они, по-видимому, справедливо подозревались в не очень хороших наклонностях ни к той, ни к другой...

Нет порока, который человечество доводит до таких диких крайностей, как алчность: те два, которые, по-видимому, соперничают с ним в этом пункте, - это похоть и честолюбие; но первый сдерживается трудностями и болезнями, разрушает себя своими собственными стремлениями и обычно приходит в упадок с возрастом; а последний, требующий мужества, поведения и удачи в высокой степени и встречающийся с тысячью опасностей и противостояний, слишком редко преуспевает в возрасте, чтобы попасть под общее наблюдение...

Я думаю о том, какое огромное преимущество в том, чтобы развлекаться как писатель для разрушенного дела. Я помню фанатичного проповедника, который был склонен приходить в Церковь и выполнять приказы; но по зрелом размышлении отвлекся от этого замысла, когда посчитал, что собрания благочестивых были гораздо более сердечным и готовым пенни, чем он мог получить, споря о десятине. У него, безусловно, была причина, и эти два случая параллельны. Если вы пишете в защиту павшей партии, вы поддерживаетесь...

Не так давно я наблюдал, как кучка недовольных джентльменов проклинала тори к черту за их жестокость, утверждая, что если бы покойное министерство продолжалось до сих пор, у нас не осталось бы ни Церкви, ни Монархии. Они обычно настолько откровенны, что называют это мнением вечеринки, которое они слышат в кофейне или за бутылкой от каких-то теплых молодых людей, которых, возможно, но они спровоцировали сказать больше, чем они думали, некоторыми позициями, как абсурдными и нелепыми сами по себе. И...

Надежды естественны для большинства людей, особенно для сангвиников, и среди различных изменений, происходящих в ходе общественных дел, они редко бывают без каких-либо оснований: даже в отчаянных случаях, когда невозможно, чтобы у них были какие-либо основания, они часто страдают, чтобы сохранить самообладание и заставить врага думать, что у нас есть какой-то ресурс, о котором они ничего не знают. По-видимому, в течение нескольких месяцев таково было состояние тех людей, которых я вынужден, за неимением других фраз, называть разоренной партией...

Я удовлетворен тем, что ни один разумный человек ни одной из сторон не может справедливо обидеться на то, что я сказал в одной из своих статей, касающихся армии;[4] из высказанных мною там принципов, возможно, многие люди могут заключить, что у меня был разум, который должен был подумать мир, были некоторые недавние злоупотребления среди людей этого призвания; и они делают правильный вывод. Ибо мое намерение состоит в том, чтобы мои намеки могли быть поняты, а мои цитаты и аллегории применены; и...

Но в настоящее время я ограничусь его последней статьей. Он говорит нам: "Королева начала свое правление с благородного пожертвования Церкви". Вот жречество со свидетелем; это постоянный язык ваших высокопоставленных лиц, чтобы называть тех, кто нанят для преподавания религии магистрата по названию Церкви.[6] Но это еще не все; ибо в самой следующей строке он говорит: "Мы надеялись, что нация последует этому примеру". Вы видите, что фракция уже начинает высказываться; это открытое требование о землях...

Кто бы ни был истинным любителем нашей конституции, ему должно быть приятно видеть, какие успешные усилия ежедневно предпринимаются для того, чтобы восстановить ее во всех ветвях до ее древней формы, из томительного состояния, в котором она долго пролежала, и с такими смертельными симптомами. Я уже разобрался с некоторыми злоупотреблениями во время позднего руководства и в удобное время продолжу с остальными. До сих пор я ограничивался государственными делами; но с доброго позволения тех, кто считает это пустяковым делом, я теперь возьму на себя смелость сказать кое-что о Церкви...