Римма Жиркова

История Израиля бесценна как типичная история попытки денатурировать все природные ценности: Я указываю на пять фактов, которые подтверждают это. Первоначально, и прежде всего во времена монархии, Израиль придерживался правильного отношения к вещам, то есть естественного отношения. Его Яхве был выражением его сознания силы, его радости в себе, его надежд на себя: к нему евреи стремились к победе и спасению, и через него они ожидали, что природа даст им все необходимое для их существования—прежде всего, дождь...

Христианство выросло на почве настолько развращенной, что на ней всему естественному, каждой естественной ценности, каждой реальности противостояли глубочайшие инстинкты правящего класса—оно выросло как своего рода война насмерть с реальностью, и как таковое оно никогда не было превзойдено. “Святые люди", которые приняли священнические ценности и священнические имена для всех вещей и которые с ужасной логической последовательностью отвергли все на земле как “нечестивое”, “мирское”, “греховное”,—этот...

Я могу только повторить, что я противопоставляю себя всем попыткам вторгнуть фанатика в образ Спасителя: самого слова "империо", употребленного Ренаном, достаточно, чтобы уничтожить этот тип. “Радостная весть” говорит нам просто о том, что противоречий больше нет; царство небесное принадлежит детям; вера, которая звучит здесь, больше не является боевой верой—она рядом, она была с самого начала, это своего рода вторжение ребячества духа. Физиологи, во всяком случае, знакомы с таким запоздалым и неполным половым созреванием в живом организме, являющимся результатом дегенерации...

Амфитрион был сыном Алкея, царя Тиринфа. Его женой была Алкмена. Во время его отсутствия ее посетил Зевс, и она родила Геракла. “Царство небесное”—это состояние сердца, а не то, что придет “за пределами мира” или “после смерти”. Вся идея естественной смерти отсутствует в Евангелиях: смерть-это не мост, не переход; она отсутствует, потому что принадлежит совершенно другому, просто кажущемуся миру, полезному только как символ. “Час смерти” - это не христианская идея—“часы”, время, физическая жизнь и ее кризисы не существуют для носителя “радостной вести”...

И с того времени и впредь возникла абсурдная проблема: “Как мог Бог допустить это!” На что безумный разум маленькой общины сформулировал ответ, ужасающий в своей абсурдности: Бог отдал своего сына в жертву для прощения грехов. Сразу наступил конец евангелиям! Жертва за грех, причем в ее самой отвратительной и варварской форме: жертва невинных за грехи виновных! Какое ужасное язычество!— сам Иисус покончил с самим понятием “вины”, он отрицал, что между Богом и человеком существует какая-либо пропасть; он жил это единство между Богом и человеком, и это было именно его “радостной вестью”...

Что же тогда следует за этим? Этому человеку лучше надеть перчатки, прежде чем читать Новый Завет. Наличие такого количества грязи делает это очень целесообразным. Можно было бы так же мало выбирать “ранних христиан” в компаньоны, как польских евреев: не то чтобы нужно было искать возражения против них.... Ни у того, ни у другого нет приятного запаха.—Я тщетно искал в Новом Завете хоть одно сочувственное прикосновение; там нет ничего свободного, доброго, открытого или честного. В нем человечество даже не делает первого шага вверх—отсутствует инстинкт чистоты...

Меня поняли. В начале Библии раскрывается вся психология священника.—Священник знает только об одной большой опасности: это наука—правильное понимание причины и следствия. Но наука в целом процветает только при благоприятных условиях—у человека должно быть время, у него должен быть переполненный интеллект, чтобы “знать".... “Следовательно, человек должен быть несчастен”,—такова была во все века логика священника.— Легко понять, что, по этой логике, было первым, что пришло в мир:—“грех.”... Концепция...

Христианство также противостоит всякому интеллектуальному благополучию,-больные рассуждения—это единственный вид, который оно может использовать в качестве христианских рассуждений; оно принимает сторону всего идиотского; оно произносит проклятие “интеллекту", надбавке здорового интеллекта. Поскольку болезнь присуща христианству, из этого следует, что типично христианское состояние “веры” также должно быть формой болезни, и что все прямые, прямые и научные пути к знанию должны быть запрещены церковью как запрещенные способы...

Не позволяйте обманывать себя: великие умы скептичны. Заратустра - скептик. Сила, свобода, которые проистекают из интеллектуальной мощи, из избытка интеллектуальной мощи, проявляются как скептицизм . Люди с твердыми убеждениями не считаются, когда дело доходит до определения того, что является основополагающим в ценностях и отсутствии ценностей. Осужденные-заключенные. Они не видят достаточно далеко, они не видят того, что находится под ними: в то время как человек, который с какой бы то ни было...

В конечном счете все сводится к следующему: чем заканчивается ложь? Тот факт, что в христианстве “святые” цели не видны, является моим возражением против средств, которые оно использует. Появляются только плохие цели: отравление, клевета, отрицание жизни, презрение к телу, деградация и саморазрушение человека понятием греха—следовательно, его средства также плохи.—У меня возникает противоположное чувство, когда я читаю Кодекс Ману, несравненно более интеллектуальную и превосходящую работу, которую было бы грехом против интеллекта даже назвать на одном дыхании с Библией...