Истории с кавказа

ГЛАВА 3 Семь лет — это срок, достаточный для того, чтобы саженец стал деревом, а младенец — личностью. Дом Яхьи за эти годы окончательно превратился в шумную, самодостаточную крепость, полную жизни. Во дворе с утра до вечера раздавались крики, смех, топот бегущих ног. Куры кудахтали, разбегаясь от мальчишек, с крыльца доносился стук сечки в ступе — Зухра готовила хинкал. А под старой раскидистой грушей, что росла у восточной стены, было тихое царство. Его хозяйкой была Софият. В семь лет она была...

ГЛАВА 1 Сентябрьская ночь опустилась на село, но в большом каменном доме Яхьи никто не спал. Воздух в гостиной был густым от тревожного ожидания. Сам хозяин, мужчина лет сорока пяти с уже седеющими висками и жёсткой линией рта, не находил себе места. Его тяжёлые шаги заглушались плотным ковром, но ритм их выдавал внутреннее напряжение. В крепких, привыкших к работе руках беспрестанно перебирались чётки из тёмного дерева, их сухой стук отбивал медленные секунды. У камина, на низкой скамье, сидели двое его сыновей...

ГЛАВА 29. Искупление С рождением Ислама в Маирбеке проснулась не просто отцовская любовь, а титаническая, первобытная сила добытчика и строителя. Он должен был обеспечить будущее. Всем. Старшему сыну, связь с которым висела на волоске. Среднему — Мураду, который застрял где-то между детской привязанностью и подростковым вопросом «почему?». И младшему, Исламу, который только начинал жизнь. И ей, своей Мадине, подарившей ему это второе рождение. Он работал не за совесть, а за страх — страх снова оказаться беспомощным, неспособным защитить, обеспечить, дать опору...

ГЛАВА 27. Новая жизнь, старые раны Их общая жизнь началась в съёмной однушке на окраине райцентра. Две комнатки, пропахшие чужими жизнями, табачным дымом и сыростью. Не было ни уюта, ни вещей, обжитых временем. Только два чемодана, её стопка книг и его потрёпанный армейский рюкзак. Но для них это был дворец. Потому что за дверью не было чужих глаз, не было необходимости скрываться. Каждое утро Мадина будила его тяжёлыми шагами в подъезде, каждую ночь они засыпали в обнимку, слушая биение сердец друг друга...

ГЛАВА 25. Испытание родом Маирбек знал, что его час пробил. Мадина сделала свой выбор, разорвав путы прошлого. Теперь его очередь. Но его ситуация была в тысячу раз сложнее. У него была не просто формальность брака — у него была семья. Сыновья, которые обожали его. Жена, которая, пусть и без страсти, была ему верной подругой и прекрасной матерью . И мать, для которой он был смыслом жизни, гордостью и надеждой рода. Сказать правду означало бросить бомбу в этот хрупкий с виду, но невероятно прочный мирок...

ГЛАВА 23. Тайные тропы После той ночи у них не было выбора. Встречаться в селе, где каждое окно — глаз, а каждое ухо — слух, было самоубийством. Их роман, если это смешение отчаяния, вины и всепоглощающей страсти можно было так назвать, ушёл в подполье. Его географией стал райцентр — небольшой, пыльный городок в пятидесяти километрах от Кумуха. Место, где они были никем, просто двумя людьми. Первую поездку они продумывали как операцию. Мадина вышла на остановке у старого рынка, он — у автовокзала...

ГЛАВА 21. Встреча через годы Та ночь после разговора в кабинете была бессонной. Мадина ворочалась, закрывала глаза — и видела его. Не юношу из своих грёз, а взрослого мужчину с усталыми глазами, в которых читалась та же незаживающая боль, что жила в ней самой. Его слова «У меня такого не было» жгли изнутри, как раскалённое железо. Значит, он тоже был несчастен. Значит, его брак, как и её собственный, был красивым фасадом, за которым — пустота. Эта мысль пугала и… дарила безумную, запретную надежду...

ГЛАВА 19. Возвращение в Кумух Микроавтобус, скрипя тормозами, высадил её на краю села. Воздух, знакомый до слёз, ударил в лицо: запах дыма, полыни, влажной земли после недавнего дождя. Мадина взяла чемодан и сделала шаг. Возвращение. Тяжёлое, как этот чемодан, и твёрдое, как камень под ногами. Ничего не изменилось. Тот же покосившийся навес остановки, та же щербатая скамейка, на которой она когда-то сидела, мокрая от дождя и слёз. Те же горы, молчаливые и вечные, в сизой дымке. Изменилась она...

ГЛАВА 17. ТРЕЩИНА В ГОРОДСКОМ ГНЕЗДЕ Тишина в родительской квартире была иной, чем горная. Не глубокая и очищающая, а густая, тягучая, наполненная невысказанными вопросами и тихими вздохами. Шум махачкалинской улицы за окном лишь подчёркивал внутреннее затишье. Мадина жила в своей старой комнате, ставшей теперь не убежищем, а камерой, где каждый предмет напоминал о провале. О провале самостоятельной жизни. Замужество с Али казалось логичным выходом из этой клетки. Он был спасением, билетом в нормальную, уважаемую взрослую жизнь...

ГЛАВА 15. ВЫБОР МАТЕРИ Тиканье старых настенных часов в гостиной дома Газиевых отмеряло время, тягучее и бессмысленное. Снаружи доносились обычные звуки села, оживающего к вечеру: блеяние овцы, возвращаемой с пастбища, отдалённый детский смех, голос соседки, зовущей кого-то к ужину. Для Маирбека всё это было теперь фоновым шумом из другого мира, мира живых, к которому он больше не принадлежал. Из соседней спальни доносился приглушённый, надрывный плач матери. Патимат плакала тихо, но так, чтобы он слышал...

ГЛАВА 13. СВАДЕБНЫЙ ПЕРЕВАЛ Город встретил Мадину не объятиями, а тесными стенами её старой комнаты в родительской квартире. Возвращение в отчий дом после горной свободы ощущалось болезненным шагом назад. Комната-пенал с книжными полками до потолка, скрипучим письменным столом юности и видом на серый двор-колодец. Здесь всё напоминало о той девушке, которой она была до замужества, — полной надежд, но и неопытной. И теперь она вернулась сюда, но сломанной, с грузом двух провалившихся жизненных проектов: брака и горной идиллии...

ГЛАВА 11. ПРОЩАЛЬНЫЙ ЗВОНОК Торжественная, чуть минорная музыка лилась из колонок школьного актового зала, смешиваясь с гулом взволнованных голосов, шелестом накрахмаленных рубашек и шуршанием бальных платьев. Выпускной вечер. Для кого-то — старт в новую, взрослую жизнь. Для Мадины — финальная точка в истории, которой не суждено было начаться. Она сидела в первом ряду как классный руководитель 10 «Б», улыбалась, хлопала своим ребятам, получавшим похвальные грамоты. Но всё её существо было напряжено, как струна, готовясь к обрыву...