Андрей Луковкин

— Ну а я, — сказал Мак, — ты сам видел, что перед тем, как идти спать, я уже был в прекрасных отношениях с Перинеттой. — Ах, да! — ответил, улыбаясь, Сидуан. — Обычно трактирные служанки не слишком-то добродетельны, и мне показалось, что если я поскребусь в двери Перинетты, она не будет слишком ломаться и откроет мне. Ну, я поднялся и наощупь двинулся вперед, но тут услышал шум, голоса, крик женщины, звавшей на помощь, и спустился посмотреть, в чем дело. И увидел мадемуазель Сару, бившуюся в руках незнакомца. Я прыгнул на этого негодяя и обезоружил его, потом предложил руку девушке, отвел ее к носилкам и немного проводил...

— Сидуан, — сказал он, — ты запри хорошенько все двери, ладно? — Конечно, дядюшка. — Впрочем, я ненадолго. Туда и сразу обратно. — Да, и все-таки нам крупно повезло! — Одну минутку, — сказал Мак Жобу в ту минуту, когда тот уже собирался выйти, — вы забыли сообщить мне одну подробность, господин Жоб. — Слушаю вас, капитан Мак. — Как зовут эту знатную даму? — Донья Манча. — Где она живет? — На улице Арбр-Сек, в гостинице Рыцарского Креста. — Прекрасно. Завтра утром я вот прямо отсюда к ней и отправлюсь. И Мак снова положил серьгу в карман, а Жоб отправился в путь. Сидуан облокотился на стол. — И правда, капитан, вы — дамский угодник...

— И ты пойдешь спать, мой старый Жоб, — добавила Сара. — О, я составлю компанию храброму капитану и моему племяннику, — ответил Жоб. — Ты забываешь, друг мой, что ты всю прошлую ночь провел за работой. — Да, это верно, барышня. — И что тебе уже за семьдесят. — Ах, черт возьми, время-то как летит! Хорошо, барышня, коли вам так угодно, я пойду лягу; позвольте только чокнусь с этим достойным капитаном. Мак поклонился Жобу, а потом обратился к Саре: — Вы можете спать спокойно, когда капитан Мак стоит на часах… — … то мимо него сам дьявол не прошмыгнет! — закончил его мысль восторженный Сидуан. — Боже правый, мадемуазель, — продолжал Мак, — я с величайшей радостью умер бы за вас...

— Где он? Да здесь, в Париже… со мной… мы вчера вечером приехали… он, может быть, зайдет за мной сюда… — Сюда? — переспросила Сара, и на ее бледных щеках появился легкий румянец. — Ей-ей, я ему сказал, что иду навестить дядю… — Так значит, — сказал старый Жоб, — ты — денщик этого капитана? — Да, дядюшка. — Какого-то искателя приключений… — Жоб! — воскликнула с упреком Сара. — Ах, черт! Но ведь это не имя — Мак, а, барышня! — Это имя человека, который меня спас. — Ах, простите, барышня, — пробормотал старый Жоб. — я совсем голову потерял! Я и забыл про это. Славный, чудесный, превосходный капитан!...

— Ах, барышня, — возразил Жоб, — наверняка вы ошибаетесь… Но даже если и нет, я же здесь, с вами, ваш верный старый слуга! — Ах, да что же ты можешь против него? — Как что могу?! — воскликнул Жоб в воинственном негодовании. Он помолчал, а потом продолжил в комическом ужасе: — Ну, во-первых, я могу запереть лавку… — Прекрасно, запри поскорее. О, конечно, — продолжала девушка, по-прежнему трясясь от страха, — я не лягу спать, пока отец не вернется, но ты все равно запирай, все равно запирай. Старый Жоб шагнул к двери, но вдруг вскрикнул и отшатнулся. На пороге возник человек. Сара тоже вскрикнула от ужаса...

На прилегающих улицах больше не встречались толпы цыган, которых разогнали королевские лучники. Не видно было бочки, служившей троном, полуголых девиц, плясавший при свете факелов под звуки диковинных инструментов, и правящего суд на свой лад цыганского короля, именовавшего короля Франции своим двоюродным братом. Вокруг чахлого костра лежало на земле и грелось человек двенадцать оборванцев, жалуясь друг другу на суровость наступивших времен. — Да, — говорил один из них, — ремесло наше, друзья, больше ничего не стоит. У тех дворян, которые рискуют выходить, не боясь наших ножей, в карманах ни черта...

— Господин Лоредан, — сказала донья Манча, пожимая ювелиру руку, — если вы это сделаете, через два дня я буду всемогуща, и тогда просите у меня, что вам будет угодно. Лоредан снова надел плащ и шляпу, а донья Манча, взволнованная, без сил, опустилась на стул. Потом ювелир вынул из железного ящика бриллианты и пластины из серебра, потребные для изготовления серьги. — Дорогой господин Самюэль, — обратилась к нему донья Манча, — могу я просить вас приютить меня на несколько минут? Вы поедете в Пре-Сен-Жерве, а я в ожидании носилок посижу с вашей дочерью. Узнав, что король приглашает меня завтра на свой выход, я не стала ждать ни минуты и прибежала к вам пешком...

— Посмотрим! — ответила она. — Жоб, — позвал Самюэль, — поди сюда. Старый мастер подошел. — Представь себе на минутку, что ты — вор… — О, батюшка! — воскликнула Сара. — Так вот, Жоб, — продолжал Самюэль, — войди в клетку и попробуй взломать сундук. — Понимаю, — ответил, смеясь, Жоб и вошел в клетку. Но как только его нога задела пружину, клетка внезапно захлопнулась. Жоб оказался зажатым в столь узком пространстве, что даже руками не мог пошевелить, чтобы попытаться выломать толстые железные прутья клетки. — Теперь понимаешь? — произнес ювелир. — Если вор попробует взломать мою кассу, с ним случится то же, что и с Жобом, а я преспокойно пойду и позову лучников капитана городской стражи...

— Которые заказал кардинал? Да, помню, батюшка. — И по задумке кардинала эти серьги предназначались королеве. — Ах, так? — Да, — продолжал Самюэль Лоредан, — кардинал, которого тревожило все усугубляющееся отчуждение короля от королевы, задумал примирить их величества… — В замке Блуа? — Вот именно. Когда король приехал в Блуа, примирение супругов казалось тем более возможным, что мадемуазель де Отфор была в немилости. Кардинал расставил в боевом порядке всю артиллерию, и все было устроено так, чтобы король встретил Анну Австрийскую на охоте, но тут произошло событие, которое чуть было не разрушило все планы...

Старый город засыпал; от Сены поднимался прозрачный туман, тянулся по берегам, карабкался по узким улочкам я потихоньку стирал очертания крыш и башен старинных домов. Улица Сен-Дени, днем заполненная людьми, пустела на глазах, лавки закрывались. Однако лавка мэтра Самюэля Лоредана, богатого золотых дел мастера — его называли королевским ювелиром, — была еще открыта; ее довольно хорошо освещала стоявшая посреди стола медная трехфитильная лампа. За столом работала молодая девушка. Это была Сара Лоредан. В комнату вошел на цыпочках седобородый человек и подошел к ней. — Барышня! — позвал он. Сара повернула голову...