Не Тэффи

Симулякр как ненасытная чайка Босфора пожирает тучные брюшки утреннего улова. Не гнушается и тощей салакой, пойманной на тракте богатства между Европой и Азией на мосту Галатском. Она не ждёт ни проповеди имама, не боится приговора местного прокурора. Ворует, орудует в садках на мосту и причале...

С безмятежностью  она смотрела и заставляла утихнуть ветер, выбелила снега: Это не может быть бесконечно, крошка, ты не одна.  Я выстуживала лихие головы, горевала с потерявшим разум поэтом, давала обет молчания, когда не знала, куда спрятать свою гордость от отчаяния.  Я вдовствовала и сдавалась в плен, патриарх томился на моей суровой земле, они хотели превратить его в тлен.  Мои плечи и волосы покрыты кружевом, хотя  я знаю, как притвориться безудержной...

Начало января как наступление новой эры. Вокруг все замерло и побелело. В моей душе все умерло и  отболело. Вся радость букв, кудрявость смыслов, игра в двенадцать  рук, цветастость платьев - все повисло.  Цыганки у монастыря застыли,...

Красное стало чёрным в месиво превратив неотвратимость событий, желание отомстить за боль поколений и нелюбовь родных, сделав мишенью близкого и заживо похоронив.  Бесшабашное алое режет безумию потакая сильное, разное, слабое. Не разбирая. Душит и корчится, едва дыша битая,  хлипкая,  маленькая душа.  Кто-то давно, в колыбели, руку не протянул, кто-то  закрыл ее наглухо, в душную комнату затолкнув...

Саваж - когда по почкам бьют толпою одиночку, ржут в голос, когда  звучит призыв наотмашь лупить до крови  по хромой  ноге, опять по почкам и чувствовать  вкус боли. Прикольно. Потом  уж вдарить по погоде в  доме, в котором ведь никто не бродит. Напившись, рот вытереть и  выставить себя картинно. В счастливых семьях принято прогуливаться  на публике, улыбаться весело, а одиночка, раз, генетически ей повезло, пусть нам отвесит если не  любви, хотя бы боли. Саваж - когда с ноги, но ты живи, немного боли  для твоей богатой доли от народа не помешает...

Она ушла под прелюдию cis-moll и Вокализ для оркестра, сказав на прощание: «Ты герой, но не мой. Оставляю тебя для другой. Пусть будет тебе с ней не тесно». Средневековый хорал - секвенция  Dies Irae. Заупокойная месса любви, которую ей недодали...

Была Арбенина в ушах. Были дети бедные. Во всех смыслах. Их не вытянуть поодиночке. За каждого из них  родители посадят на вилы, сделают из тебя многоточие. Заодно, походя, распнут твоего сына просто за то, что ему дано было  с тыла. Были талантливые дети. Эти почти все улетели.  Были мужчины в строгих костюмах, их почему-то нужно всегда  спасать необоюдно: доставлять  грузы, водить корабли, спускаться в трюмы, потом сидеть с ними на балете, в Женеве, Москве, Архангельске или в каком-нибудь Сан-Хуан-де-Барбете,...

Ноябрь тихо играет на лютне. И, кажется, что все ещё можно спасти. Садится солнце, приходит  логос. Ноябрь нежно баюкает лютню. И, кажется, что все ещё можно спасти.

Не нужно думать, что все кому-то. Все мне. В одно ноябрьское утро проснуться черт знает где.  Уйти тихо, сказать сыну:  В моей жизни осталась мало: осиплость утра, пустая койка и свет в окне.  Разрушить можно. Построить надо. Но сил нет.  Ушло все разом. Невыносимо жалеть о нем.  О том, что было когда-то  утро в пустой квартире...

暂停

Чашка Петри не путать с кружкой  Эсмарха Юлиус Рихард Петри ходил в ассистентах У Роберта Коха. И все у него было неплохо.  Окончил докторантуру. Писал брошюры. Прославился тем, что придумал  лабораторную посуду.  У Роберта Коха все было плохо. В то время каждый седьмой умирал не от вздоха. И Кох, порешив не одну свинью*, а заодно и свою возлюбленную**,   Открыл миру туберкулин, похоронив хинин. Он резал беззвучно, смотрел в микроскоп,  Сражался  в окопах,  раскапывал трупы погибших коров, так  когда-то охотились крысоловы на чумные споры...

Рифмованная  Уже читаются  в текстах подтексты: Уже забыты разводы, долгие ночи у гроба, чтение  словарей, приходы гостей и как вместе растили детей.  А мать, которая двадцать лет молчала, вдруг сказала: «Я думала, я тебя потеряла...