Оксана Ковалева

Пять часов назад я еще не думал об этом, — сразу признался я. — Но теперь, когда я определил, в чем дело… — Это кошмар, не так ли? — спросил Харкорт. Я кивнул. — Все это мрачное, гнетущее чувство — оно приходит словно из ниоткуда. Я никогда не чувствую его в первый раз. И не могу толком понять, почему я испытываю его. <…> — Раз вы оказались под властью этого ощущения, и ради него вы готовы пойти на убийство, почему вы не пытаетесь освободиться от него? — В этом-то и дело. Вы должны держать свои чувства под контролем, иначе они потеряют власть над вами. Я чувствовал себя так, будто отдался на милость этому ощущению и с ним навеки связан...

Кирилл вернулся в комнату, сел к компьютеру, на экране которого Даша уже выводила четыре набора цветов. – Ну-ка проверим, не ошибается ли она… – пробормотал он. – Что с тобой? – Даша встревоженно взглянула на него. Он помолчал, собираясь с мыслями. Иди в ванную, я тебе помогу, – наконец сказал он. – А то ведь, не дай бог, простынет. И добавил, видя, что Даша собирается протестовать: – Ну, что ты будешь делать? Я же не враг себе. Я очень хочу, чтобы ты была здорова, ладно? Даша заулыбалась. С тех пор, как они пожили отдельно, Кирилл часто обращался к ней с подобными просьбами. Иногда просто так, иногда с какой-нибудь серьезной просьбой, например, чтобы она сходила в магазин...

Когда он вернулся из Мюнхена, нас повидать пришел Вольф. Он отдал честь на карауле и, улыбаясь, остановился у ворот. Лицо у него было какое-то странное. – Бэрк? – Вольно. Заходи. Вольф вошел, качая головой в изумлении. – Добро пожаловать, – проворчал он. А лучше бы не приходил, каждый раз одно и то же. И ты – поверь на слово – не очень хороший командир. Я бы не поверил, если бы ты сам не подтвердил.  – Чего тебе? – Насчет новобранцев. Я хотел бы устроить капралов на эту вакансию. Ты их уже назначил? Я ответил: – Да, все, кроме шестерых, из местных. Тебе это еще не надоело? В это время на улице раздался визг тормозов...

Я сразу узнала этот голос. Глава Совета Двенадцати всегда предпочитал говорить сам, когда его не могли услышать. Особенно, когда я была на занятиях или среди подростков. — Так я вам и поверила, лорд! — с озорной улыбкой ответила я, вскакивая с земли и отряхивая одежду. — Ну, может быть, я слышала, как вы беседовали с другом. "Что ж, попробуй его у меня застать!" — хищно улыбнувшись, подумала я, подходя ближе к мосту. Кто же не знает имя того, кто станет следующей жертвой Лорда? Тем временем, мой собеседник все же вышел на связь. "Я слышу тебя, Данте, — проговорила я, когда он заговорил. "Похоже, это твое слабое место"...

Точка превратилась в птицу и села на краю поля. Я сидел на камне, кормя ее кусочками хлеба. Он посмотрел вниз, на поле, где люди копошились вокруг меня. Казалось, она рада встрече. Она медленно опускалась на траву и шумно хлопала крыльями. Потом взъерошила перья, с удовлетворением покатала коготки по бедрам и побежала ко мне. Обнюхала меня и, посвистев для порядка, уселась, дыша на меня дымом. «А», - сказал я, немного грубовато, потому что она долго была без хозяйки, - «это собака, как я полагаю?» «Да», - ответила она. Я подумал: «Теперь надо ее как-то называть. «Фу!», - как-нибудь странно для такого создания...

На его памяти это была первая встреча с мертвецом. Было очень необычно. Запах был… странным. Как будто рыба могла быть отравлена. — Здравствуйте, Гоблин, — помахал рукой незнакомец. Гоблина он, похоже, знал и оттого был обращен к нему почти дружески. У Гоблину дернулось веко и запульсировало в ухе, но он сумел сдержаться и не расплакаться, лишь в последний момент бросил взгляд в зеркало над раковиной. «Довольна?» — хмуро подумал он. Он чувствовал себя как мышь, которую взяли с собой в лоток и посадили на ободок полки. Глаза были намертво зажмурены, уши прижаты и прижаты — чтобы не сползти ниже, вниз, к тому, кто соизволил заговорить с ним...

Это был темный лес, и чем дальше он продвигался в глубину, тем больше мрачных теней ему встречалось, еще более пугающих, чем самые затаенные страхи. Но вдруг из-за поворота, в который он свернул, показалась очаровательная девушка. Это была жена Вильгельма Завоевателя. Не веря своим глазам, Ричард поспешил вперед, чтобы приветствовать ее. Девушка бросила на него удивленный взгляд, но потом улыбка озарила ее лицо. Эта улыбка была ответом на страх, который она испытывала, и она его простила. - Ради бога, Ричард, - воскликнула она, - что за крики? Как вам не стыдно, муж мой? - Тише, жена моя, или...

Он был несказанно рад, что они с Морагарет так сблизились, что ей почти удалось убедить его в том, что с его другой женой все в порядке. А потом… когда что-то, очень важное, стало меняться. Ведь перемены были в том Эстрине, который был в Таллире. Эстрин отца… и в том Эдуарде, которого он теперь знал. Было не похоже на то, что он всегда был таким. Скорее он был похож на Морагрет, которая, к тому же, была старше его. Он начал понимать, что ему чего-то не хватает. Может быть, любви. Он знал ее по-настоящему недолго, и был смущен, видя, что и Морагорет тоже чувствует это. Может, это было связано с возрастом, или может, действительно, потому, что у него не было такой, как она, семьи...

Он подошел к столу и налил еще чаю. — Мисс Марпл говорит, что никаких признаков болезни у бедняжки Гвенни больше нет, — заметил он. — Мы тоже так думаем, – довольно резко сказал инспектор. — Что-то явно произошло, и произошло очень внезапно, и я не могу взять в толк, как это случилось. Разве что она опять поругалась с миссис Хемминг, но на это не похоже. Гвенни была очень преданным человеком. Как это случилось? Возможно, она попала под машину? В любом случае, не думаю, чтобы она покончила жизнь самоубийством. Не так давно это случилось с Бриджит Фуллер. В одной из здешних газетных передовиц была...

Женщина в форме попросила меня выйти, я вышел и сразу же вернулся, потому что ей понадобился еще один человек. Она улыбнулась, но я-то знал, что будет дальше. Для того чтобы разговаривать, ей пришлось бы смотреть на меня, а этого я допустить не мог. Шрам слишком давно меняли, да к тому же на мне был надет новенький, с иголочки комбинезон. Кроме того, я доверял ей. Как и всем сотрудникам центра Дождя. От этого было только хуже. По телу пробежала дрожь, мышцы напряглись, готовясь к прыжку. Мне оставалось лишь ждать, наблюдать и не принимать никаких решений, потому как действовала на нервы даже мысль о том, чтобы прокрасться вперед и сделать хоть один решительный шаг...

Ресторан находился на окраине города, неподалеку от дороги, ведущей в аэропорт. В небольшой пиццерии подавали приличные блюда. Ну и, конечно, здесь работал отличный сервис. Надо было не только вкусно поесть, но и как следует отдохнуть. Можно было спокойно выспаться, а за два-три часа до вылета она могла решить, каким рейсом лететь в родной город. Спустя полчаса она сидела за столиком возле окна. На улице было уже темно, и свет от уличных фонарей не проникал в заведение. А бармен, как всегда, что-то усердно смешивал в своем баре. Такой уютный ресторанчик. И цветы вокруг… Марьяна вздохнула, а потом, вспомнив снова про своего спутника, слегка напряглась...

Утром меня разбудила мама, которая заметила, что я не пойду на работу. Я её спросила: "Что со мной?". Она ответила, что у неё температура, а я у неё давно температура. Она немного поднялась, сбила её и сказала лечь в кровать. К обеду у меня поднялась температура, и я поняла, что заболела. Я тихонько позвала маму, и она зашла в комнату с сумкой. И вдруг я заплакала, потому что поняла, как сильно люблю маму. Я была бессильна что-то сделать, не могла ничего сделать, да и голова кружилась. Я стала просить её взять меня на работу: "Мамочка, не оставляй меня одну". Вдруг она услышала мой плач и сказала: "У тебя температура 39...