Записки старого шахтёра

На площадке WarGonzo моя статья об Алдане – зэке-штурмовике, который в ходе боевого задания потерял ступню – набирает тысячи просмотров и сотни тёплых комментариев. Там я сравнил Алдана с «очарованным странником» Лескова, но ещё он мне напоминает стойкого оловянного солдатика из детской сказки – у того ведь тоже не было ноги. Несмотря на отсутствие конечности солдатик много путешествовал, пережил множество приключений и в итоге вернулся домой. Алдану на его пути помогал, как он обосновано утверждает, Всевышний: «Сама жизнь меня своими знаками, своими чудесами дала понять, что кроме Всевышнего Господа нет никого, кому бы я мог поклоняться. Только Всевышний может мне помочь, и Он мне помогает, Он меня слышит. Я счастлив. Максимально счастлив. Я не считаю себя каким-то там обделенным чем-то, любовью или что. При мне остались тысячи милостей, которые Всевышний мне позволил – видеть, слышать, разговаривать, общаться, двигаться, перемещаться. Отсутствие ноги меня, вообще, никак не ограничивает. Мне сделали классный протез. Я на нём могу передвигаться на машине, на мотоцикле, всё что угодно делать. Я уже уверенно понемногу хожу без костылей. А дальше будет ещё лучше. Я ни о чём не жалею, а, наоборот, благодарен Богу за пройденную дорогу. Я счастлив максимально. И я очень прошу Всевышнего, чтобы это у меня никуда не ушло, никуда не делось».

Здравствуй, русский фронтир! Здравствуй, Херсонская область. Когда въехали, нас встречали великаны-ветряки, приветственно нам махали. Когда-то это была собственность Ахметова. А теперь не Ахметова.

В Севастополе прекрасно для такого северного человека, как я. Жара спала, а море осталось тёплым, как парное молоко. В Севастополе я не был около тридцати двух лет. И у меня остались от него не очень хорошие воспоминания, которые, впрочем, сгладились и отшлифовались временем. В школе я ездил в летний трудовой лагерь в Крым и мы приехали в город на прогулку. На рынке меня приняли менты за внешний вид – я панковал, на мне была драная джинсовка, заколатая булавками, а на голове выбрит ирокез. В отделении меня избили и обещали отправить в Симферопольское СИЗО. В итоге, меня вызволили. Этот эпизод стал моей своеобразной инициацией как панка. И теперь я гуляю по бухте Радости, одетый в хаки. И на моей седой голове опять выбрит ирокез.

Симферополь – город на пересечении крымских дорог, центр и столица Крыма. Тихий, уютный. Тёплый в сентябре. Климат тут комфортный, тут нет перепадов, как в прибрежных поселениях. Людей на улицах немного, они неспеша плывут по тротуарам. Прогулялся и я по центру, увидел улицы и здания, за которыми пристально следил в лупу телевизора в 2014 году, в дни Крымской весны. Тогда в городе было неспокойно. Я дошёл до здания Госсовета – крымский Пентагон на ножках, здание в здании. Тут сходились противоборствующие стороны, насколько я помню, кого-то даже прирезали в толпе. Потом появились зелёные человечки, вежливые люди. И сторонники Украины стали исчезать с улиц города. У кварталов старого исторического центра стоит памятник русскому солдату и коту, который больше не кiт. Кстати улицы очень литературные – Пушкина, Гоголя, Толстого, Жуковского, Чехова. Причём здесь была Украина? Больше 30 лет длился этот морок. За недолгое время пребывания в городе из особенностей симферопольцев замечено, что, во-первых, безналичный расчёт у них уступает наличному (надо подумать, с чем это связано). Во-вторых, жители соблюдают правило ПДД и не переходят на красный свет даже когда дорога узка, автомобилей на ней нет и ждать (для меня) невыносимо долго. А они никуда не торопятся. Симферопольцы всегда расслаблены, здесь нет суеты. Тут даже Ленин у вокзала не стоит, а сидит, отдыхает – скажем так, не припомню, когда я видел памятник сидячему Ленину – а в Симферополе, в начале бульвара имени себя он сидит с задумчиво-просветлённым видом с книжкой, всем укpoпам и новимонам назло. Чуть дальше примыкает к бульвару знаменитое Симферопольское СИЗО – огороженные каменные трущобы. Там тоже «сидят». Но по другим причинам – за свою суету и активность.

Сегодня Успение Богородицы – светлый православный праздник. Однако не всегда в западном искусстве этот классический сюжет был воплощён в спокойных и просветлённых тонах. Вот например, Караваджо написал в 1600-х годах «Смерть Девы» (об Успении и речи тут не идёт), где от святого образа Богородицы ничего не осталось, и по существу, мы видим обычную мёртвую женщину. По слухам, Караваджо и писал свою картину с утопленницы. Красный занавес резко взмыл кверху и завис кровавым облаком, открыв нам картину одного преступления. Перед нами жертва - мертвая женщина, одетая в багровый саван. Она лежит, её поза расслаблена, одна рука откинута, другой как-будто придерживает вспухший живот. Её лицо не напряжено, смерть была лёгкой. Можно подумать, что она спит, если бы не серая светящаяся бледность её лица и не оплакивающие её близкие, обступившие тело. Случилось непоправимое. На заднем плане, за спинами близких виден случайный зритель, он с любопытством смотрит на покойную. Слева от него три темных людских фигуры, они между собой обсуждают случившееся. Папский заказчик картину не принял, и это вполне объяснимо. Но сейчас она считается шедевром и находится в Лувре. Хотя, когда я там был, картина висела на проходе в коридоре и особого ажиотажа, как, например, глупая Мона Лиза неподалёку, не вызывала. Но если остановится, встать напротив и рассматривать её, это полотно производит сильное впечатление. Ну а какой Марию мог изобразить гениальный художник, психопат, дебошир и убийца, если он и сам себя рисовал в персонажах, которым рубят голову.

Репост