Екатерина Катина

Дверь была заперта изнутри, и я услышала, как Фоб допивает свой напиток, — начал объяснять Джейкоб. — Изнутри была отчетливо слышна музыка, я знал, что сейчас не время для вечеринок, поэтому сел за руль, а за моей машиной прибежало с дюжину парней. Я дал им несколько пощечин, и они поняли, что со мной лучше не связываться. Но прошло примерно десять минут, и в дверь позвонили. Я пошел открывать, понимая, что мне придется ответить на какую-то едкую шуточку, но что-то заставило меня открыть дверь. На пороге стоял парень, примерно моего возраста, с короткими светлыми волосами, в кожаной куртке, джинсах, а из кобуры под мышкой торчала рукоятка пистолета...

У нее были большие голубые глаза, которые могли быть любого цвета — голубые от природы, серо-голубые от синяков, красные от слез, голубые-голубенькие от похмелья, — но сейчас они казались искусственно подкрашенными. Грязь под ногтями выглядела неопрятно. По ней можно было даже понять, где она работала раньше. Обычно женщины, которых она терзала, уже были несколько… нет, слишком выразительно истощены. — Не верю, что вы готовы пойти на такое.  Джоанна покачала головой: — У меня был такой день, в жизни человека бывают и такие. Пора с этим кончать,  — свирепо сказала она.  Нервно потирая руки, она нагнулась за стаканом...

Иван вошел в комнату и, не глядя по сторонам, прошел по коридору, чуть не задевая своим посохом двери, и остановился у двери, где, по словам Санька, родился Иван. В тот самый момент, когда он был уже готов повернуть ручку, в коридоре раздались женские крики. — Ой, мамочки! — воскликнула одна из женщин. — Это что там за штука? — со страхом спросила вторая. Иван насторожился. — Ты слышал? Что это с ними?  — Да что ты, тестя спроси, — ответил Иван. Не успел он шагнуть в коридор, как женщина в ужасе, сцепив руки, заверещала: — Мальчик! Ну как же ты мог к нам выйти? — Я? А я думал это к теще!  Мужчина...

Река протекала через небольшой городок под названием Линкольн. В принципе, она и была названна в честь одного из исторических лидеров колонии, однако в наши дни Бриллиантовые горы привлекали путешественников больше из-за своих климатических условий. Этан поднялся с реки, выбрался на трассу и направился к концу шоссе, где заметил старый автобус, припаркованный на обочине. Он до сих пор был в исправном состоянии, а когда Этан вошел в него, автобус очень приветливо заурчал. Ну, тут все было как надо. Но почему-то Этану все время становилось тоскливо в автобусе. Воняло какими-то болезнями, может крысами, которые, наверняка, были у водителя...

В ту самую ночь, когда любовник украдкой, крадучись, вернулся домой после столь долгой отлучки, она испугалась. Она побежала вниз, почти бегом, чтобы никого не встретить, быстро огляделась по сторонам, увидела свое отражение в зеркале прихожей, в страхе подумала, что с ней, кажется, не все в порядке, и вернулась на верхнюю лестничную площадку. Она смотрела на свое отражение, которое тоже смотрело на нее, но… было ли это ее отражение или какое-то иное? Она в ужасе приложила руку к животу, чтобы узнать, ее это живот, или это призрак… А затем взяла деревянную швабру и попыталась, как бы случайно, провести ею под своим животом...

В один из дней он отправился в Суслово. Из всех семерых братьев, которых представила мне Кояновская, одна была Вариана. Дочь Т'Хассмоа, семнадцатилетняя девушка. Двадцатилетний Сэм, землянин. Владевший аппаратом телепортации, Триада делала ставку на него. Ну а шестой, молодой Т’Сониан - землянин по имени Талион, самый младший. Кояновская вышла вместе с ним и сказала: - Мне плохо. - Почему? - спросил я. Она пожала плечами: - Не знаю. Вернее, знаю, но сказать не могу. Это тайна. Я засмеялся. - Тайна? Магия? Она нахмурилась. Меня это не удивляет. Ей было пятнадцать, Талиону - двадцать пять. Когда я вернулся, она училась в женской военной академии...

- Её нет. Я сама проверю. Она продолжала крепко держать меня за руку и разглядывала. ...Расстояние между Солнцем и Луной не изменилось в течение эпохи парасолярного времени, но оно должно измениться. Значит, эти изменения должны произойти и в душе человека, прибывшего на другую планету. С того момента, как он услышал, что Земля - обитаемая планета. Доля Земли в Галактике гораздо больше, чем доля других планет. Он своими глазами видел, как разрушается планета Фаэтон, как толкается она в новый рукав Галактики. И все же нельзя не считаться с тем, что кто-то другой прибывает с другой планеты...

В половине восьмого Игорь был на месте. И увидел, что Ирина и Владимир светятся от счастья. – Наконец-то… – вздохнул он.  – Нам удалось все преодолеть. Наконец-то, – повторил он, подойдя к Ирине и Владимиру. – Ну-ка, ну-ка… — Игорь слегка подтолкнул Владимира в бок. Владимир, улыбаясь, шагнул к Игоревой машине. Ира взяла Владимира под руку, и они не спеша двинулись по дорожке, огибавшей всю территорию отеля. Игорь посмотрел вслед Владимиру, вздохнул. Вернулся к машине. Открыл багажник, достал джемпер, пригляделся к нему, и вдруг воскликнул: – Витя! – Игореша! – удивленно воскликнула Ирина. Ирина наклонилась к раскрытому багажнику и вытащила голубую хлопковую рубашку...

Ворота были закрыты, как всегда, на засов. Сейранор нетерпеливо постучала, и хозяин, приоткрыв створку, пригласил ее войти. Как и предвидела Сейра, в кухне было темно, но из-за серой пелены, которая застлала двор, вход в дом не был виден. После того как она спросила его, будет ли здесь Морт, Хуор ей не ответил. Со двора доносился только скрипучий звук, с которым продвигался куда-то один из стражников. Когда он исчез, среди мрака появилась какая-то тень, осторожно обогнула угол, подошла к ней. - Постой, - шепотом сказал голос. Сейранор узнала отца и вскрикнула. Сердце ее забилось сильнее. В руках у отца был факел, и он пристально посмотрел ей в лицо...

В ресторан вошел здоровенный мужчина, толкнул дверь и вошел; его губы так и не разошлись в усмешке. — Мэй, а где шеф? Он оглядел комнату, простучал подошвами ножек стула по полу, круто развернулся и ушел. Он перешел в другой ресторан, с тем же именем, и вернулся оттуда раньше, чем Мэй добралась до своего стола. "Слишком много людей в одной комнате", — подумала она. Ей требовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к этой мысли. И вот еще на что обратила внимание Мэй: у шефа и помощника было по двое визитных карточек. Через два часа наступили сумерки, а он так и сидел за столом и играл в карты. Он был не из тех, кто проигрывает...

За окном шумел ветер, снег засыпал стекло. Я сидел за столом в кабинете, который снял на время. Никто так и не пришел. Я не знал, что делать. Неожиданно из коридора раздался стук в дверь. Я вздрогнул. Кто это мог быть? Похоже, что никто не приходил. Стук повторился. Я подошел к двери и открыл. На пороге стоял Андрей Андреевич. Вид у него был растерянный и встревоженный. На улице подморозило, и на мне была темная куртка. - Заходите, Андрей Андреевич, - пригласил я. Он вошел. Мы посмотрели друг на друга, потом посмотрели в пол. Потом повернулись и сели на диван. - Я слушаю вас, Андрей Андреич, - сказал я...

В этом городе ему было одиноко. Только когда он сидел в кафе один и пил кофе, на улице шумели машины, но на него и на пару дам в длинных платьях никто не обращал внимания. Однажды он увидел девушку, которая выглядела как экзотический цветок.  «Хорошо здесь! — отметил он про себя. — Тихо, спокойно. Можно подумать, что это — город солнца и счастья. — Его охватила внезапная скука. — Лучше бы я остался в Економи, но теперь мне и здесь делать нечего».  Выйдя из кафе, он подошел к уличному мальчишке и спросил, как пройти к гостинице «Ориенталь». Малолетний бродяжка приподнял сомбреро и равнодушно ответил: — Тебе надо ехать по авеню Барсави...