Алексей Чернов / Музыка, творчество, жизнь...

Честно говоря, тема музыкальных конкурсов меня уже изрядно утомила. Я записал десятки часов видео, разобрал стратегии, психологию, программы... Казалось бы, всё сказано. Но пришло время для итога. Итак, этот итог неутешителен. Конкурсы – это зло. Это не фигура речи и не эмоциональный всплеск (в моей биографии побед хватает). Это констатация факта, к которой неизбежно приходишь с профессиональным взрослением. Пока ты юн, ты видишь в этом спорт, азарт, социальный лифт. Но когда спадают розовые очки, ты обнаруживаешь себя внутри очень странной системы...

В последнее время мне часто прилетает в комментариях: «Алексей, вы путаете термины! Гордыня – это грех, это плохо. А гордость – это чувство собственного достоинства, это нормально и даже нужно». И ведь действительно, современный мир нас так «перепрошил». Мы привыкли дробить целое на удобные части. Вот тут у нас «гордыня» – нечто архаичное, злодейское, из сказок про царей. А вот тут, на светлой полочке – «гордость». Гордость за страну, за детей, за профессию, за себя любимого. Гордыня Мы провели эту черту, чтобы оправдать своё Эго...

Сцена – это место, где заканчиваются наши иллюзии о контроле. Ты можешь выучить текст «на зубок», можешь сыграть программу десять раз подряд без единой помарки в пустом классе. Но стоит выйти на сцену – и происходит нечто странное. Руки становятся чужими, словно ты надел плотные варежки. У некоторых ноги – ватными (порой начинают жить своей жизнью на педали, выбивая нервную дробь). В голове – туман, а вместо музыки пульсирует одна мысль: «Только бы не забыть текст». Это то самое чувство, когда тело тебя предаёт...

Есть такой устойчивый стереотип, особенно среди публики: если пианист играет наизусть два часа сложнейшей программы – это какое-то чудо. Ко мне часто подходят после концертов с горящими глазами: "Как вы всё это запоминаете?!". Коллеги, стакивались? 😉 На самом деле, никакого чуда здесь нет. Это как у шахматистов. Гроссмейстер не запоминает положение каждой пешки по отдельности, он видит позиции, паттерны, дебюты. Так и мы. Это годы труда, наработки нейронных связей и мышечной памяти. Руки помнят сами, минуя центр контроля в мозгу...

Пока в интернете не утихают споры о том, кто из великих гитаристов «лажает», а кто играет чисто, мы упускаем из виду слона в комнате. Мы спорим о качестве полировки шестеренок, не замечая, что сам механизм уже изменился. Мое недавнее видео о «музыкантах-ремесленниках» (тех, кто ставит технику выше смысла) вызвало шквал эмоций. (Это под ним в комментариях разгорелась словесная буря.) Но правда в том, что спор «чисто или грязно» скоро потеряет всякий смысл. Я решил заглянуть немного вперед – на 25, 50, 75 лет...

В музыкальном мире происходит странная подмена понятий. Мы всё чаще начинаем судить об искусстве с линейкой в руках. Недавно мне прислали ссылки на так называемый «гитарный YouTube». Блогеры-эксперты берут записи великих – Metallica, Led Zeppelin, Black Sabbath – и под микроскопом разбирают их «ошибки». Тут не попал в ритм, тут «грязь», тут смазал. Вердикт выносится безапелляционный: «Играть не умеют». Яркий пример: некто "Fredguitarist"... Смотрю я на это и ловлю дежавю. Потому что ровно тот же взгляд я часто встречал в коридорах консерватории...

В музыкальном мире есть произведения-счастливчики, а есть «проблемные дети». Вторая соната Рахманинова, скорее, из вторых. Вы замечали, что её редко называют безоговорочным шедевром, в отличие от тех же прелюдий или концертов? Причина кроется в самом происхождении этой музыки, в её трагической раздвоенности. Поговорим о том, почему эту музыку так сложно слушать и почему я, записывая свой новый диск, решился на довольно радикальный шаг – создание собственной редакции. Парадокс двух версий У нас есть оригинал 1913 года...

В мире кино есть фильмы, а есть киновселенные, которые становятся частью культурного кода. Трилогия Питера Джексона «Властелин колец» – именно такой случай. Даже если вы (вдруг!) не смотрели эти фильмы, вы точно слышали о них. Надеюсь, саму трилогию Толкина тоже читали многие! Масштаб экранизации до сих пор поражает. Это был беспрецедентный риск: снимать все три части одновременно в течение 438 дней. Новая Зеландия на полтора года буквально превратилась в Средниземье: 48 000 единиц оружия, 19 000 костюмов, выстроенный с нуля Хоббитон, который стоит до сих пор...

Есть в музыкальной среде одна фраза, которая работает как индульгенция. «Полезно всегда учиться». Звучит благородно, правда? Смиренно. Но я вижу в этом огромную ловушку. Потому что учиться можно из ощущения живого роста, жажды расширить свои горизонты. А можно – из страха. Из парализующего чувства собственного несовершенства и вечной отделённости от того Искусства, которым занимаешься. Это когда ты в 30, 40, 50 лет продолжаешь говорить себе: «Вот я – маленький человек, а вот – Великая Музыка. Я еще не там, я туда только иду»...

«Конкурсная карьера» – звучит кринжово, будто речь о спорте, а не о музыке. Но это правда нашей жизни. Конкурсы – это «пробник жизни»: нам дают попробовать успех, адреналин и премии. Но пробник заканчивается. Обычно к 32-35 годам, когда заканчиваются конкурсы. К этому моменту, как правило, уровень дохода успешного конкурсного музыканта резко падает. Иллюзия рассыпается Многие живут в иллюзии: «Меня хвалят, значит, всё само вырулит». Не вырулит! Когда ты выходишь из зоны комфорта, оказывается, что вчерашние дипломы не работают...

За последнее время я опубликовал несколько музыкальных видео, которые вызвали вопросы. Сначала это была моя версия романса Рахманинова, а только что – live-исполнение финала «Гибели богов» Вагнера с концерта в Аахене. И в обоих случаях я столкнулся с тем, что привычные слова – «транскрипция», «аранжировка», «переложение» и даже «парафраза» – не работают. Они не описывают того, что происходит. То, что я делаю с этой музыкой, – это нечто иное. Это не перенос нот с одного инструмента на другой. Это разговор с автором сквозь время, переосмысление с дистанции веков...

В жизни каждого, кто выходит на публику – будь то музыкант на сцене или спикер с докладом – есть странный парадокс. Мы годами тренируем навыки. Мы доверяем своим рукам, своему телу, своей памяти. Но за пять минут до выхода на сцену всё это многолетнее доверие вдруг исчезает. Власть захватывает сознание, которое в панике начинает лихорадочно «проверять» то, что и так давно выучено. Откуда берется этот сбой? Почему мозг, который должен нам помогать, внезапно превращается в главного саботажника? Я вижу здесь несколько причин, и они – из области психологии, а не только техники...