Алексей Чернов / Музыка, творчество, жизнь...

В музыкальном мире есть произведения-счастливчики, а есть «проблемные дети». Вторая соната Рахманинова, скорее, из вторых. Вы замечали, что её редко называют безоговорочным шедевром, в отличие от тех же прелюдий или концертов? Причина кроется в самом происхождении этой музыки, в её трагической раздвоенности. Поговорим о том, почему эту музыку так сложно слушать и почему я, записывая свой новый диск, решился на довольно радикальный шаг – создание собственной редакции. Парадокс двух версий У нас есть оригинал 1913 года...

В мире кино есть фильмы, а есть киновселенные, которые становятся частью культурного кода. Трилогия Питера Джексона «Властелин колец» – именно такой случай. Даже если вы (вдруг!) не смотрели эти фильмы, вы точно слышали о них. Надеюсь, саму трилогию Толкина тоже читали многие! Масштаб экранизации до сих пор поражает. Это был беспрецедентный риск: снимать все три части одновременно в течение 438 дней. Новая Зеландия на полтора года буквально превратилась в Средниземье: 48 000 единиц оружия, 19 000 костюмов, выстроенный с нуля Хоббитон, который стоит до сих пор...

Есть в музыкальной среде одна фраза, которая работает как индульгенция. «Полезно всегда учиться». Звучит благородно, правда? Смиренно. Но я вижу в этом огромную ловушку. Потому что учиться можно из ощущения живого роста, жажды расширить свои горизонты. А можно – из страха. Из парализующего чувства собственного несовершенства и вечной отделённости от того Искусства, которым занимаешься. Это когда ты в 30, 40, 50 лет продолжаешь говорить себе: «Вот я – маленький человек, а вот – Великая Музыка. Я еще не там, я туда только иду»...

«Конкурсная карьера» – звучит кринжово, будто речь о спорте, а не о музыке. Но это правда нашей жизни. Конкурсы – это «пробник жизни»: нам дают попробовать успех, адреналин и премии. Но пробник заканчивается. Обычно к 32-35 годам, когда заканчиваются конкурсы. К этому моменту, как правило, уровень дохода успешного конкурсного музыканта резко падает. Иллюзия рассыпается Многие живут в иллюзии: «Меня хвалят, значит, всё само вырулит». Не вырулит! Когда ты выходишь из зоны комфорта, оказывается, что вчерашние дипломы не работают...

За последнее время я опубликовал несколько музыкальных видео, которые вызвали вопросы. Сначала это была моя версия романса Рахманинова, а только что – live-исполнение финала «Гибели богов» Вагнера с концерта в Аахене. И в обоих случаях я столкнулся с тем, что привычные слова – «транскрипция», «аранжировка», «переложение» и даже «парафраза» – не работают. Они не описывают того, что происходит. То, что я делаю с этой музыкой, – это нечто иное. Это не перенос нот с одного инструмента на другой. Это разговор с автором сквозь время, переосмысление с дистанции веков...

В жизни каждого, кто выходит на публику – будь то музыкант на сцене или спикер с докладом – есть странный парадокс. Мы годами тренируем навыки. Мы доверяем своим рукам, своему телу, своей памяти. Но за пять минут до выхода на сцену всё это многолетнее доверие вдруг исчезает. Власть захватывает сознание, которое в панике начинает лихорадочно «проверять» то, что и так давно выучено. Откуда берется этот сбой? Почему мозг, который должен нам помогать, внезапно превращается в главного саботажника? Я вижу здесь несколько причин, и они – из области психологии, а не только техники...

Ну что, друзья. Я наконец-то доделал и выпустил вторую, часовую часть моего большого разговора о heavy-metal. Все началось, если кто помнить, с ролика "Попадёт ли Оззи в рай?", где я пытался разобраться в главных и самых замшелых стереотипах о жанре. Теперь, с выходом второго видео – "Карты жанра для чайников и академистов" – этот небольшой, но важный для меня цикл можно считать завершенным. Меня, честно говоря, всегда немного коробило, что этот жанр – и многими моими коллегами-академистами, и просто...

Есть в мире искусства слова, которые моментально убивают любой разговор о творчестве. Главное из них – «музыкальный рынок». Как только оно произносится, таинство исчезает. Начинается совещание менеджеров, бухгалтеров и «эффективных» системщиков. Людей, для которых музыка – не жизнь, а график с показателями . Откуда в мире искусства, который по определению должен жить порывом и откровением, взялась эта мертвая, корпоративная лексика? Почему мы так отчаянно пытаемся втиснуть живой, иррациональный человеческий...

В мире романтической музыки сложился странный парадокс. Само шопеновское название «Полонез-Фантазия» (Fantaisie) подразумевает свободу, импровизацию, дыхание, личное высказывание «здесь и сейчас». Во времена Шопена, Листа и их учеников rubato (свободное обращение со временем) и agogica (микроотклонения, подчеркивающие гармонию) были не просто «допущением», а сутью исполнения. Сегодня, в XXI веке, на главном монографическом конкурсе, носящем имя Шопена, мы слышим обратное. «Полонез-Фантазия» звучит как «Полонез-Этюд»...

В музыкальном мире сложился странный парадокс. В XVIII веке исполнитель, который не добавил бы от себя украшений, каденций или импровизированных переходов, особенно в музыке Моцарта, в лучшем случае, считался бы «сухарем». В худшем – просто плохим музыкантом. Это было живое искусство, диалог. Сегодня, в XXI веке, ситуация обратная. Пианист, который позволяет себе вольности с уртекстом, рискует получить клеймо дилетанта или, как минимум, нарваться на стену академического снобизма. Откуда взялось это...

Меня просили высказаться о недавнем конкурсе Шопена. Я долго не хотел, но всё же отслушал финалистов (ночь как-то бессонная была...). И то, что я услышал, – это не музыка, а, скорее, симптом. Симптом того, что некогда живое, трепетное событие превратилось в красивый, ухоженный, «напомаженный труп». Шопен, которого там играли, – кукольный, стерильный, неживой. Это Шопен, из которого вынули романтизм, дыхание, волю. И это страшно, потому что это очень точный диагноз всему нашему «музыкальному социуму»...

Друзья, так бывает. Буквально на днях я опубликовал здесь статью с первыми, довольно скептическими, впечатлениями о новом альбоме «Арии» («Когда настанет завтра»). Я назвал его "добротным, но беззубым". А потом я провёл целый день в дороге. В наушниках. Слушал альбом снова и снова. Я расслышал то, чего не заметил сразу. Альбом оказался гораздо глубже, мощнее и магичнее, чем мне показалось вначале. Он великолепный, и это, возможно, лучшее, что «Ария» делала в житняковскую эпоху. В общем, той первой статьи мне оказалось мало...