Рабочие будни Николая

Утро ворвалось в сознание не светом, а звуком — настойчивым, зубатым гулом будильника. Рука сама нашла кнопку, заставив его замолчать. Мир вернулся в привычные, размытые рамки. По-настоящему день начался лишь после второй кружки чая, обжигающе горького и сладкого одновременно. Он разбудил нервы, заставил кровь двигаться быстрее. Автобус, как огромная консервная банка, вобрал в себя уставшие тела и сонные души. И тут, едва переступив порог, я понял: день будет не просто обычным. Он будет нашим В салоне — сплошь знакомые лица, отраженные в запотевших стеклах...

Тишина воскресенья — особая. Она не пустая, а густая, как сироп. Она давит на барабанные перепонки, и в ней слышно всё: скрип собственных шагов по асфальту, отдаленный лай собаки за забором, и даже шелест оставшегося на деревьях листа, который ни с того ни с сего решил сорваться и упасть именно сейчас. Город не просто спал. Он вымер. Витрины магазинов были слепы, на детской площадке не было ни души, только качели слегка покачивались на ветру, будто их только что покинули призраки. Я шел на работу,...

Утро в цехе начиналось не с гудка, а с низкого, привычного гула — симфонии металла, сварки и ворчания где-то вдалеке компрессора. Воздух, густой от запаха машинного масла, металлической пыли и старого дерева, был для нас, как родной. Мы в нем жили. А сегодня в эту устоявшуюся экосистему запустили нового зверька — стажера. Парнишка, Николай был худощавым, словно тростинка, и казалось, гул цеха вот-вот его сломает. Его глаза, широко распахнутые, бегали по сторонам, выхватывая то искры от «болгарки», то гигантские тени мостового крана, то заляпанные маслом лица рабочих...

Тишина в утренней раздевалке была густой, липкой, словно слой заводской смазки. Она не была мирной — это было напряжённое, уставшее молчание, которое вот-вот должно было лопнуть. Слышно было только лязг металлических шкафчиков, тяжёлое дыхание после пробежки до проходной и глухой стук снимаемых ботинок. Воздух пахл старым деревом, махоркой и усталостью — стандартный коктейль начала смены. Я уже застёгивал робу, думая о предстоящем монотонном маршруте: пресс, токарный, снова пресс. Мысли были где-то далеко, уже почти на конвейере, когда тишину разрезал хриплый, сварливый голос Серёги...

С утра цех встретил нас неожиданностью: лампы над рабочими местами мигали, как новогодняя гирлянда, выхватывая из полумрака знакомые очертания станков и придавая всему происходящему сюрреалистичный, почти карнавальный вид. Электрики из соседней бригады уже бегали с тестерами, суетливо тыкая щупами в розетки и щитки, пытаясь отыскать, где коротит. Воздух пахл озоном и тревогой. Мы, пока бездельничали, шутили, что понедельник, видимо, решил сам намекнуть: «Не мучайтесь, идите домой спать. Ваше время ещё не пришло»...

Для всего мира воскресенье — это запах кофе, скрип страниц свежей газеты, гул закипающего чайника и безмятежная лень. Для нас же, в цеху завода это просто ещё одна смена, отмеченная в табеле обычной цифрой. Но тот, кто проработал здесь больше месяца, чувствует разницу кожей. В воздухе висит непривычная, звенящая тишина, нарушаемая лишь далеким гулом вентиляции. Бетонный пол, по которому в будни сновали десятки ног, сегодня отзывается на шаги гулким, одиноким эхом, словно мы работаем в огромном заброшенном соборе машин и металла...

Суббота началась с обмана. С того самого, отлаженного и привычного обмана, когда тело, повинуясь резкому металлическому крику будильника, уже движется по проторенной колее: подъем, умывание, дорога, — а сознание еще дремлет где-то на дне, наивно надеясь, что это всего лишь дурной сон. Но тяжесть в мышцах и какая-то свинцовая усталость в костях были совершенно реальны. Неделя, длинная и выматывающая, подходила к концу, оставляя на душе осадок, похожий на машинную окалину. Впереди — еще один отрезок...

Ещё затемно, когда город только начинал шевелиться в полудрёме, я переступил порог проходной. Сегодня я пришёл в цех чуть раньше обычного, опередив собственный график и утреннюю суету. На улице было прохладно, предрассветный воздух висел густой и сырой пеленой, а от близлежащей реки настойчиво и тягуче тянуло молочно-белым туманом. Он стелился по земле, окутывая массивные корпуса завода, словно призрачный океан. Казалось, не я шёл на работу, а пробирался сквозь потусторонний мир, где время замерло...

Утро того дня не сулило ничего хорошего. Небо затянуло свинцовое, тяжёлое, а воздух был густым и спёртым, словно даже солнце, махнув на всё рукой, решило остаться за горизонтом. Его разбудил оглушительный трезвон будильника — назойливый, будто этому механическому тирану за каждый звонок премию платили. Всё существо рвалось перевернуться на другой бок и провалиться в сон до конца недели, но тут же подняла голову непоколебимая совесть. Она прошипела на ухо: «Цех, конечно, без тебя не рухнет. А вот план по ремонту — запросто»...

Утро началось на удивление спокойно, с обманчивой ласковостью первого солнечного луча, пробившегося сквозь щель в шторах. Будильник, конечно, снова взорвал эту хрупкую тишину, но на этот раз я проснулся почти без внутреннего сопротивления. Не было той привычной мысленной битвы между «еще пять минут» и голосом ответственности. Тело, измученное бесконечной гонкой недели, казалось, смирилось: середина пути, своеобразный экватор, среда. Нужно просто держаться, как держится заржавевший болт в старой конструкции, — не сдвинешь с места, но и не отломится...

Утро ворвалось в сознание оглушительной трелью будильника, будто он решил не будить, а добивать. Голова была тяжёлой, мысли путались, но где-то на краю сознания мерцала спасительная мысль: «Вторник… всего четыре дня до выходного». Это и заставило подняться. Быстрый душ, обжигающий чай с прикусанным бутербродом — и я уже шагал по улице, проваливаясь в предрассветную серую дымку. Цех встретил меня знакомым гулом и густым, маслянистым воздухом, пахнущим металлом и трудом. В раздевалке царило оживление, куда более шумное, чем в понедельник...

Всем доброго времени суток. Сегодня хочу рассказать, как прошёл мой день. Утро началось с противного звука будильника. Честное слово, этот рингтон уже как пытка. Я снова пообещал себе его сменить, но зная себя — вряд ли сделаю. Полежал пару минут, глядя в потолок, и собрался с силами. Поднялся, пошёл в душ. Горячая вода помогла немного проснуться, но всё равно в голове тяжесть — понедельник всегда самый трудный. На кухне быстро сделал чай, намазал хлеб колбасой — вот и весь завтрак. Смотрю в окно — ещё сумерки, воздух свежий, а на улице уже слышны редкие шаги...