Христианство и ислам

1 В век Просвещения, когда рационализм потеснил религию, а гедонизм – остатки благочестия, в обществе появилось представление о человеке как об автомате, управляемом природными процессами. В салонах французских энциклопедистов вошло в моду воспринимать все живое как грубоватую механику, вроде заводных часов на городской ратуше, где в указанное время появляются разные фигурки и выполняют заученные жесты. Философ и врач де Ламетри в трактате «Человек-машина» прямо писал, что душа – всего лишь метафизический...

Поговорим о хорошем христианстве. Начнем с того, что у нас мало кто понимает, что это такое. Все думают, что знают христианство, – и как раз поэтому его не знают. Есть вещи, которые слишком грандиозны и масштабны, чтобы смотреть на них в упор. Мы не замечаем земли, по которой ходим, не чувствуем работы наших внутренних органов, не сознаем течения собственных мыслей. Та же слепота привычности заслоняет от нас настоящие размеры христианства, его фундаментальный и всепроникающий характер. Пастернак назвал Библию записной книжкой человечества, которую каждое поколение дополняет своими заметками...

В моем советском детстве, когда все было просто и понятно, христианство не вызывало никаких вопросов. Это было что-то скучное и сильно устаревшее, вроде темных икон, висевших у бабушки в доме, или сектантских сборищ, о которых рассказывали по телевизору. Меня немного удивляло, зачем вообще могла существовать такая странная вещь как вера, поэтому когда нам в школе объяснили, что религия была нужна для подчинения и оболванивания богачами бедняков, я очень обрадовался. Дома я рассказал родителям, что теперь знаю все о христианстве, и был неприятно озадачен, когда они не пришли от этого в восторг...

В прошлом посте я попытался показать ислам таким, каким его видят худшие противники ислама. Теперь посмотрим, как к нему относятся его сторонники. Начнем с того, что мусульмане имеют полное право верить в то, что считают нужным. К сожалению, в эпоху тотальной агрессивности приходится делать такие оговорки, несмотря на их самоочевидность. Называть чью-то веру «дурацкой» означает быть дураком в квадрате. Вера – это не то, что ни с того ни с сего сваливается с неба: она всегда имеет глубокий корень, а, значит, и внутреннее оправдание...

По статистике ислам исповедуют 1.7 млрд. человек. Это вторая по численности мировая религия, уступающая только христианству. В России, по данным официальной переписи, мусульман 20 млн. человек, не считая гастарбайтеров, большинство из которых тоже исповедуют ислам. Ислам – не какая-то далекая от нас религия, он давно рядом с нами, на наших улицах и в наших домах. Что нам о нем известно? Почти ничего. Мы знаем, во-первых, что это что-то чужое, незнакомое и «нерусское». Какая-то азиатчина, вызывающая скорее отторжение, чем любопытство...

Говорят, что после того, как умирает цивилизация, продолжает жить только ее культура. Верно это или нет, но Андалусия — да и весь испано-арабский мир — остаются интересными и живыми и сегодня, спустя сотни лет после падения Гранады. Великий Кордовский халифат, как и наследовавшие ему испанские эмираты, до сих пор считаются образцами просвещенных и культурных государств. Литература, философия, архитектура и музыка в это время не только процветали в образованной верхушке общества, но и пронизывали всю общественную жизнь...

Гранадский эмират был последним и, возможно, самым блестящим из исламских «королевств» в Испании. В XIV-XV веках он считался едва ли не самым богатым и процветающим государством своего времени. По красоте и роскоши Гранаду сравнивали с Дамаском и Кордовой, а по культуре и уровню жизни – с Багдадом и Каиром. Эта репутация была вполне оправдана: Гранада, как последний оплот ислама в Испании, сконцентрировала в себе все ресурсы арабской Андалусии. На небольшом пятачке земли между Гибралтаром и Сьерра-Невадой теснились почти полтора миллиона мусульман...

После распада Кордовского халифата в политической и религиозной жизни Испании царила полная неразбериха. Христиане-ренегаты массово переходили в ислам и одновременно боролись за независимость от арабских халифов и эмиров. Арабы и берберы ненавидели выскочек-ренегатов и вели с ними жестокую борьбу, но для этой цели объединялись с теми же христианами. Мусульмане и христиане постоянно увязали в внутренних династических войнах, опираясь на наемников и прибегая к помощи всех, кто оказывался под рукой, независимо от их религии и происхождения...

Подведем итоги суфизму. Судя по комментариям к постам, сами мусульмане относятся к нему очень по-разному. Одни говорят, что суфизм вообще не имеет отношения к исламу, другие призывают вести против него «малый джихад», третьи возмущаются, что я самонадеянно берусь писать о суфийской практике, ничего в ней не понимая.  Но точно такая же разноголосица была слышна в исламе и все прошлые века, пока существовал суфизм. Даже сегодня в исламском богословии нет общего мнения о том, какое место его учение занимает в вере мусульман...

Ни в одной другой стране мира суфии не пользовались таким почитанием и любовью, как в магрибских государствах. В Северной Африке суфийских шейхов называли марабутами, что значит «связывающий» или «посредник». Для местных мусульман марабут был как бы островком света в падшем и безумном мире: его очевидная святость, авторитетная и признанная всем миром, являлась гарантом спасения души. Можно было ничего не делать, но как-нибудь приобщиться к марабуту – и ты уже с Богом. Неудивительно, что истории о магрибских святых полны всевозможных подвигов и чудес...

Подвиги отшельников, их изречения и образ жизни были рассказаны очевидцами, лично побывавшими в описанных ими местах и общавшихся со старцами. Но при всей историчности и правдивости этих сказаний они во многом рисовали идеал монашества, а не его повседневную практику. В церковной истории среди монахов чаще встречались не святые старцы-отшельники, снисходительно милующие грешников, а сомнительные крикуны-бродяги или толпы агрессивно настроенных фанатиков, которые готовы были не то что кого-то осудить, а прямо проломить голову камнем и попросту убить...

Продолжаем про суфизм. Суфии избегали не только плотских желаний и страстей, но и самой борьбы с этими страстями. Все устоявшееся и привычное, включая добродетель, легко могло превратиться в «завесу», отделявшую их от Бога. Шейхи говорили: если ты привык поститься, то сам пост становится для тебя «завесой». Поэтому многие учителя рекомендовали поститься через день, чтобы не привыкать ни к посту, ни к его отсутствию. Но самой худшей и опасной «завесой» для факира было самодовольство. В суфийских...