Людмила Кравченко

Солнечный зайчик плясал на обложке свадебного альбома, который я только что принес из типографии. «Максим и Алена» — тисненые серебряные буквы гладили подушечку пальца. Через месяц. Ровно через тридцать дней этот альбом наполнится снимками улыбок, слез, белых платьев и первых танцев. Я уже представляла, как мы с Максом, седые и смеющиеся, будем листать его долгими зимними вечерами. Эта мысль согревала, как тот самый зайчик на бархате. Ключ в замке моей — моей! — квартиры застревал, как всегда. Старый добрый «барашек», с которым мы с жильем давно притерлись друг к другу...

Нина стояла в коридоре, замерев у двери кухни. Она возвращалась с работы — уставшая, с ноющим позвоночником и тяжёлой сумкой документов — и собиралась налить себе стакан воды, когда услышала голос свекрови. — Да твоя жена — золотая курица! Пашет на нас двоих! — раздалось из-за двери, и Нина невольно замерла. Голос был громкий, довольный, будто хозяйка мира подводила баланс собственного успеха. Рядом хмыкнул муж — Стас. Его смех был тихим, но уверенным, как будто он только что выиграл в лотерею, а не стоял перед женщиной, которая десять лет терпела его безвольность и материнские капризы...

Я только-только въехала в новую квартиру — светлую, уютную, с высокими потолками и огромным окном в гостиной, откуда открывался вид на тихий парк. Всё это я купила на деньги, оставленные мне после смерти мужа. Да, моего первого мужа. Того, что ушёл слишком рано, оставив меня с ребёнком и внезапным наследством в несколько миллионов рублей. Эти деньги стали моим щитом, моей крепостью — и моей ответственностью. Я тщательно планировала каждую покупку, каждое вложение. И когда наконец-то обрела крышу над головой, которую никто не мог отнять, я почувствовала — дышать стало легче...

Квартира гудела от смутного, приглушенного гула праздника, который не задался. Воздух был густ от запаха остывающего жаркого, дорогих духов и едкого напряжения. Я стояла в дверях гостиной, сжимая в руке влажную от пота салфетку, и чувствовала, как каждая клетка моего тела вибрирует от унижения. Пятый раз. Пятый раз за вечер её тонкий, пронзительный голос, как ледяная игла, протыкал общий шум, достигая моего слуха: — Маргарита, голубушка, ну кто же так картофель режет? Совсем криворукая? Прямо как моя покойная невестка, та тоже дурой была, не способной даже вилку ровно положить...

Я построила дом для мамы. Не для себя, не для брата— именно для неё. Для той женщины, что в одиночку вырастила нас двоих, работая уборщицей в больнице, штопая наши носки до дыр и отдавая последнее, лишь бы мы не чувствовали себя бедными. Мама всю жизнь жила в старой хрущёвке на окраине, где зимой в ванной замерзал конденсат, а летом крысы пробирались через вентиляцию. Я мечтала о том дне, когда смогу подарить ей покой, тепло и уважение — в доме, который она заслужила. Когда подошёл момент — я купила...