София Владимировна

Это было несколько лет назад, в самом большом аэропорту страны. Я возвращался из длительной, изматывающей командировки. Был на пределе: нервный срыв на работе, личная неустроенность, хронический недосып. Внутри — полная опустошённость, чувство, будто я не человек, а функция, которая вот-вот даст сбой. Я стоял в огромной, растянувшейся на сотню метров очереди на паспортный контроль. Гул голосов, плач детей, усталые лица. Каждый был замкнут в своём пузыре усталости или предвкушения. Я механически переминался с ноги на ногу, чувствуя, как тяжесть в голове и груди нарастает...

Это началось не вдруг и не в один день. Это была ржавчина, которая точила наш дом годами, капля за каплей. Меня зовут Алексей, и я был тем сыном. Моя мама — Анна Петровна — родилась в другую эпоху. Ее жизнь была выстроена на титаническом труде и немыслимой для моего поколения скромности. Она работала бухгалтером на заводе, а после работы бежала в огород, на дачу, которая была для нее не хобби, а способом выжить в девяностые. Она вытащила меня, маленького и вечно болеющего, одна. Отец ушел к другой,...

Когда Олег покупал старый дом на окраине заброшенной деревни, он смеялся над байками местных. Ему говорили: – Не живут там люди надолго. Дом отпускает только не всех. Олег был инженером, рациональным до занудства. Он планировал провести реставрацию, продать участок и наконец закрыть ипотеку. С первого шага внутрь дом показался ему… настороженным. Половицы скрипнули, будто спрашивая: «Кто пришёл?» Олег фыркнул. Дом как дом – старая древесина, влажность, грибок. Но на первый же вечер он услышал шаги...

На кухне пахло остывшим борщом и обидой. Мама громко мыла кружку — слишком громко для обычного вечера. Отец молча листал телефон, делая вид, что не слышит, как каждый удар воды о раковину звучит как упрёк. — Значит, ты опять всё решил сам? — наконец сказала мама, не оборачиваясь. — Я просто сделал, как лучше, — ответил отец. Голос спокойный, но в этом спокойствии было что-то упрямое. Я сидел в комнате и считал трещины на потолке. Семейные разборки всегда начинались одинаково: тихо. Самое страшное — не крики, а паузы между словами, когда каждый уже всё сказал в голове, но ещё не вслух...

Когда говорят, что жизнь может измениться в один день, — не верят до конца, пока это не происходит с тобой. Я всегда думала, что беды — они где-то в чужих домах, в чужих семьях, в чужих головах. У нас всё «как у людей»: муж, ребёнок, ипотека, работа, планы, списки покупок на холодильнике. Мы жили без особых чудес, но и без трагедий. Я считала это нормой, стабильностью, семейным счастьем. Всё началось незаметно. Те самые мелочи, которые обычно списывают на усталость: закрывающаяся дверь в спальню, телефон экраном вниз, вечные «я устал» и «давай потом»...

Мы развелись не в тот день, когда поставили подписи. И даже не тогда, когда он ушёл. Наш развод начался гораздо раньше — с фразы «я устал», сказанной между делом. С его вечного телефона в руках. С моего желания сделать вид, что всё нормально. Мы жили как соседи. Спали рядом, но не вместе. Ели за одним столом, но молчали. Я убеждала себя: у всех так. Это просто этап. Пройдёт. Но этап затянулся на годы. Он всё чаще задерживался на работе. Я всё реже спрашивала, почему. Мне было страшно услышать правду...

Когда мне было тридцать, я впервые осталась одна в чужом городе. Не потому что так хотела — просто так получилось. Работа, на которую я так надеялась, лопнула, как мыльный пузырь: проект закрыли через два месяца после моего переезда. Я стояла с коробкой вещей возле офиса и вдруг поняла, что здесь у меня — никого. Ни друзей, ни семьи, ни даже любимого кафе, где знают, какой чай я люблю. Всё внутри сжалось. Хотелось позвонить кому-то — но кому? Родителям? Они бы начали переживать. Подруге? Она скажет «возвращайся»...

Когда мне было двадцать семь, я впервые решилась уволиться с «стабильной» работы. Все вокруг крутили пальцем у виска: «Куда ты? У тебя ипотека. Ты что, серьезно хочешь всё бросить ради какого-то хобби?» А я и сама не знала, серьезно ли. Но тогда я просыпалась по утрам с таким ощущением, будто живу чужую жизнь. Как будто хожу по заранее размеченной линии, которую кто-то нарисовал за меня. И однажды утром, когда будильник снова прозвенел в 6:40, я просто поняла: если не сейчас — то никогда. Я написала заявление, собрала коробку с личными вещами и вышла на улицу...

Всё началось с простой, казалось бы, проблемы — ужина. Мы жили в маленькой квартире, где кухня была размером с гардеробную. Я работал до позднего вечера, моя жена — на полставки, и каждый вечер мы сталкивались с одним и тем же вопросом: «Что сегодня будем есть?» Первые месяцы после свадьбы были наполнены энтузиазмом. Мы покупали дорогие ингредиенты, пробовали новые рецепты, смеялись над пролитым маслом и обгоревшим рисом. Но постепенно всё стало упрощаться. Сначала я стал приносить еду из кафе, потом — заказывать доставку...

Я подрабатываю охранником в небольшом торговом центре. Никаких приключений — камеры, обходы, чай в пластиковом стаканчике. Но однажды ночью мне показалось, что здание решило проверить меня на прочность. Было около трёх ночи — самое тихое время. Я сидел у мониторов, когда заметил странное. В коридоре на втором этаже, где все бутики закрыты, движение. Нечёткая тень проскользнула из зоны слепой камеры. Сначала подумал, что глюк. Но через минуту тень появилась снова — уже у другого магазина. Длинная, неровная, будто кто-то идёт, но шагов не слышно...

Я таксист. Сегодня ко мне сел пассажир, который попросил просто ехать. Куда — не сказал. Через час молчания он произнёс фразу, от которой у меня кровь застыла. Дождь стучал по крыше «десятки» как отбивная дробь. Десятый час вечера, слякоть, аэропорт «Шереметьево». Заказов — ноль. Я уже собрался сматываться, как в боковое зеркало вплыла фигура. Он сел на заднее сиденье без единого слова. Не стряхнул капли с тёмного плаща, не поздоровался. Просто захлопнул дверь. В зеркале заднего вида я увидел бледное, абсолютно спокойное лицо мужчины лет сорока...

История началась с мужского разговора за шашлыками на даче у Максима. Был вечер, хорошее вино и атмосфера «между своими». После очередной шутки о «брачных оковах» Иван вдруг замолчал, а потом, глядя в угли мангала, выдохнул: — Знаешь, Макс, с Ольгой мне... скучно. Как будто мы прожили не десять лет, а сто. Я знаю каждую её реакцию, каждый её вздох. Она для меня как очень удобный, родной, но... стул. А тут на работе появилась одна... Она другая. С ней я чувствую себя живым. Она меня заводит. Максим остолбенел...