Мама с планом

Этот день начался нормально. Даже слишком. Утро было как по инструкции: встали, умылись, позавтракали, Егор сам надел носки (!), даже успели посмотреть полмультика. Я отвела его в садик и пошла на работу — в хорошем настроении, что уже само по себе подозрительно. А вечером всё пошло не по плану. Прихожу в садик — Егора нет. Воспитательница нервничает, говорит: — Мы подумали, что его уже забрали. — КТО забрал?! — Бабушка, вроде… У нас нет бабушки в этом городе. У нас вообще в городе — мы вдвоём...

Сегодня — 9 мая. 80 лет с того дня, как началась Великая Отечественная. И я сижу утром, завариваю чай и думаю, как сказать Егору, почему на улицах снова оркестры, флаги и фотографии людей, которых он никогда не знал. Ему — пять. Он пока просто радуется шарикам и маршу. А я — сдерживаю слёзы. Потому что в этот день хочется не пафоса. Хочется тишины и уважения. Не только «спасибо деду за победу» — а спасибо за то, что мы живём. У моей бабушки война забрала отца. Он ушёл на фронт, когда ей было 10...

Эти майские пахли по-настоящему свободой. Не потому что отпуск. Не потому что шашлыки. А потому что впервые за долгое время я позволила себе уехать — одна. Егора я отвезла к бабушке. Он прыгал от радости, крутил руль игрушечной машины и с порога заявил: — Мам, только долго не звони, я занят буду. И всё. Прощание — две минуты. Я осталась с ветром в окне машины и странной тишиной внутри. Меня позвали друзья — на майские в лес, с палатками. Обычно я отказывалась. Потому что “неудобно”, “ребёнок”, “вещи”, “не до романтики”...

Иногда мне кажется, что я сломалась. Не резко, не с треском. А тихо. Как старая чашка с трещиной внутри — вроде держит форму, но стоит налить кипятка, и она уже не выдерживает. Эта трещина — не от развода. Не от того, что он пил и бил. Не от того, что я забирала ребёнка ночью из дома, где пахло водкой и страхом. И не от того, что теперь каждый рубль — это усилие, каждая ночь — это недосып, каждая смена на работе — борьба за выживание. Трещина появилась тогда, когда я перестала быть собой. Когда превратилась в функцию...

Иногда хочется не писать, а кричать. Не по-женски. Не нежно. А — в голос. Грубо. От боли. От усталости. От правды, которую давно пора сказать. Я устала быть удобной. Устала вежливо улыбаться, когда спрашивают: — А где отец ребёнка? Устала спокойно объяснять, что “мы не сошлись характерами”, хотя он орал, бил, пил и унижал. Устала притворяться, что всё хорошо, когда я сплю по три часа в день, работаю на кассе, возвращаюсь с ногами, гудящими от боли, и не знаю, как заплатить за детский сад. Устала от фраз: — Ты молодец, держишься...

Иногда боль не приходит сразу. Она тихо ползёт за тобой днями, неделями, месяцами. И потом настигает в самый обычный вечер — когда всё вроде спокойно. Я мыла посуду. Егор уже спал. На плите кипел чайник. И вдруг — без предупреждения — меня накрыла паника. Резко. До кома в горле. До дрожи в руках. До ощущения, будто в комнате не хватает воздуха. Я присела прямо на пол и не могла понять, что со мной. А потом пришло: я больше не боюсь, но внутри всё ещё живёт страх. Где-то глубоко. Где-то под кожей...

Я молчала об этом долго. Из страха. Из вины. Из усталости. А теперь — хочу сказать. Не потому что хочется жалости. А потому что правда должна звучать. Мы прожили вместе шесть лет. Из них — счастливых, наверное, месяцев шесть. Всё остальное — борьба за него, за себя, за ребёнка, за хоть какую-то нормальную жизнь. Сначала он пил по выходным. Компания, пиво, “я имею право отдохнуть”. Потом стало чаще. Сначала злился, если я говорила, что хватит. Потом — просто стал пить втихую. Наливал себе в кружку чай — а там водка...

Я не собиралась ни с кем знакомиться. Не в этом месяце. Не в этом году. Не в этом состоянии души. После смены, как обычно, выходила из магазина — воняла колбасой, руки пахли мелочью, ноги гудели от усталости. И тут он — высокий, с тёплыми глазами и каким-то спокойствием, которое чувствуется даже на расстоянии. Сначала — просто вежливость. Шутка у кассы. Потом — пара слов у выхода. А потом он ждал меня после смены. Просто предложил пройтись. Мы пошли в парк. Была тёплая весенняя ночь. Цветёт всё...

Я устроилась на работу. Не мечта, не по специальности, не «карьерный рост». Просто кассир в «Пятёрочке». Если бы кто-то сказал мне год назад, что я буду радоваться этому — я бы не поверила. А сейчас — это спасение. Это стабильность. Это возможность купить сыну ботинки, которые он сам выбрал, а не по остаткам на карте. Работа тяжёлая. Стоишь весь день. Люди — разные. Кто-то улыбается. Кто-то не замечает тебя вовсе. Кто-то срывается — потому что у него тоже, наверное, своя боль. Я стараюсь держать лицо...

Неделю назад меня уволили. Не было ни громких скандалов, ни особых объяснений. Просто “сокращение”, просто “извините”, просто “вы хорошая, но…”. А потом — коробка с вещами, прощальные взгляды и тишина в маршрутке по дороге домой. Я ехала и держалась изо всех сил. Потому что дома меня ждал сын. А он не должен видеть маму, которая снова не справляется. Я отправила десятки резюме. На отклики не рассчитывала, но всё равно ждала. Каждый раз, когда на телефоне загорался экран, сердце сжималось — вдруг звонят...

Я не собиралась писать это. Хотела сделать вторую статью лёгкой, вдохновляющей, может, даже с какими-нибудь «5 советов, как держаться после развода». Но реальность сегодня другая. Сегодня мой план — просто дожить до вечера. Без пафоса. Просто честно. Иногда быть сильной — значит не сломаться в магазине, когда сын просит игрушку, а ты считаешь мелочь на кассе. Иногда — значит не позвонить бывшему, даже если в голове крутится «а может, всё вернуть?» А ещё — не разрыдаться в ванной, когда ребёнок уже спит, и ты осталась одна на один с тишиной...

Привет. Меня зовут Аня, мне 33 года, и у меня есть план. Не финансовый, не карьерный и даже не план по спасению мира. У меня — план выжить, не сломаться и найти себя заново, несмотря ни на что. И этим планом я хочу поделиться с тобой. Полгода назад я развелась с мужем. Не громко, без драмы и ссор на публику. Просто точка в длинном предложении, которое мы давно перестали понимать друг друга. У нас есть сын — Егор, ему 5. И он стал моей главной причиной не опускать руки и не уходить в тоску. Хотя, если честно, руки иногда опускались...