Жорж Столбунский из Рудни

И снова – здравствуйте! Проснулся Жорж, как это с ним случалось уже несколько раз в последнее время, в воздухе. В самолете. Он сидел, привязанный ремнем к креслу. Перед Жоржем были рычаги и россыпь приборов. Слева – пилот в наушниках, который заметив, что Столбунский проснулся – улыбнулся чем-то нестерпимо белым, показал большой палец и подмигнул. Вокруг была ночь. Ни луча. Ни света – только россыпь высоких звёзд. И в это россыпи самолет уносил Жоржа непонятно куда. Кажется, это было небольшое воздушное судно – решил про себя Столбунский – уж слишком сильно болтало крылатую машину...

Жорж шагал по улицам чужой столицы, с удивлением отмечая разность почти во всём, что попадалось на глаза, с родным, белорусским колоритом – люди другие. Манерки другие. Строения и дома – другие. Запахи – цвета – всё другое. На Жоржа косились и опасливо обходили стороной – он-то уже забыл, что одет в нато-белорусскую диковинную форму. А люди шарахались на всякий случай. Они привыкли за последние несколько тысяч лет на всякий случай шарахаться – то хунны потревожат, то жуны, то динлины – всех не перечесть кочевников, прокатывающихся на пути к Западу через этот азиатский край...

Все люди – братья. А некоторые кузены и даже внуки. В общем, как и следовало ожидать, Жорж вскоре оказался в лагере за проволокой. Цивилизованном, даже комфортным, насколько это возможно в жаре и пылище. «Англосаксы умеют отгораживаться от внешнего мира», - подумалось Жоржу, когда он в сопровождении солдата в блёклой пустынной форме шёл по территории натовского расположения, - «вот так везде, куда они приходят – в ЮАР отгородились от черного населения, проливом отгородили Англию от материковой Европы, шенгенским соглашением от России, языковым барьером - от нас, простых белорусов...

Становится жарко. Проснулся Жорж так же внезапно, как и провалился в сон. Контейнер стоял, судя по всему, на земле. Жорж не сразу осознал, где он и что с ним происходило последние часы. Но когда события недавнего времени заполнили его воспоминания, Столбунский затосковал. Что он делает здесь, в железном ящике, наполненном явно криминальной ерундой, в Средней Азии, один, в этой щели между мешками? Перед его внутренним взором встал любимый уголок сельчан на Беседи – извилина реки с расширяющимся...

Жорж проснулся от того, что движение прекратилось. Машина стояла на обочине. Дверь водителя была настежь распахнута. Двигатель работал. Попутчика не было. Нигде. Ни на пустой дороге, ни в поле ни в машине. Жорж вышел наружу и осмотрелся. Вечерело, степь вокруг расстилалась без намека на присутствие человека. Только невдалеке была видна небольшая постройка и какой-то серый объект, который из-за сумерек и отдаления не удавалось идентифицировать однозначно. Жорж по-хозяйски заглушил мотор, закрыл седан и пошел, разминая конечности в направлении к постройке...

Чо, читатель, приуныл? Кажется, рассказ стал слишком монотонный и предсказуемый? О, нет! Вы не знаете Жоржа так же хорошо как я. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Не хочу опережать события. да я вообще против спойлеров, но назревает фантастический поворот событий. Жюль Верн отдыхает, Акунин нервно курит в сторонке, запивая «Герцеговину Флор» «Киндзмараули», а Агата Кристи пристыжено звонит Яну Флеммингу пожаловаться на превратность судьбы… Так прошло два дня. И да, картинка не менялась – каша, суп, хлеб, сокамерники...

Сокращенный. Жорж почти привык к своему статусу, он вообще из породы людей, которые умеют быстро адаптироваться к любой ситуации – это генетически закрепленная черта белоруса, собственно – способного выжить вопреки даже своим представлениями о мире. Поэтому к моменту появлению милицейского начальника Жорж уже чувствовал себя прекрасно – как будто он тут в камере прожил маленькую жизнь. Его вызвали на допрос… или не на допрос – сам черт ногу сломит в этих ювенальных порядках – в общем, один писал,...

Ерунда, да и только… . А дальше все пошло наперекосяк. Но не сразу, правда. Следующая остановка была волнительной – предстояло очередное пересечение границы. На сей раз – с Казахстаном. И если Россия, которая всегда была на расстоянии вытянутой руки от приграничной Рудни, была почти что родной и понятной, то само звучание – «Казахстан», в котором звучали нотки откровенного наследника истории Великой Степи, свист оперенных соколиными перьями стрел и топот копыт монголо-татарской конницы (бред, конечно...

Уральский. Утро встретило Жоржа ранним восходом солнца и хорошим настроением. Что-то толкнуло нашего спящего героя изнутри в том самый момент, когда край солнечного диска, показавшийся из-за горизонта, стал наливаться апельсиновой желтизной. Почему-то оказалось, что Столбунский едет не на своей боковушечке возле окна, а на втором ярусе купейных лавок, обнимая надёжно скроенный стан крепко спящей гражданки. Выпитый вчера коньяк приятно подтормаживал мысли, и Жорж не сразу вспомнил, кто это мирно посапывает перед ним...

Центральная Россия глазами Жоржа. Столбунскому предстояло прожить очень длинный и полный впечатлений день. И вот почему. Путь скорого пролегал из центральной России в Поволжье. Расстояние, которое княжество Московское, расширяясь на восток и постепенно становясь Русским царством, прошло за два столетия, наш земляк легко покрывал за день. Жоржу предстояло сегодня доехать до Самары, через Белгородчину, по краю Воронежской области, через пензенскую и Саратовскую губернии, по местам историческим и...

День третий (путешествия, а так уже, пожалуй, и 10-й). Пора и честь знать. Снова в плацкарт. Прощай, Украина! Шли дни, в свои права постепенно вступала весна. Романтика пропитывала воздух, палисадник и простыни. Хорошо было у Тани, но Жорж, не привыкший к сытой и спокойной жизни в женских объятиях – уже сколько лет прошло, как он жил бобылем – начал тосковать. Вроде бы все и хорошо было – порядок-распорядок, сытая жизнь, любовь-морковь и всякие там прикосновения, от которых порой не только мысли, а кровь закипала – прям как в молодости...

Граница. Украина. Неожиданное происшествие, повлекшее изменение маршрута. Ночь прервалась приходом пограничников и таможенников. Почему-то заходя в вагон с собаками, белорусские служивые были нейтральны и ненавязчивы, зато украинские как всегда – придирчивы. Да не просто так взыскательны и очень активны – сознательно и тщательно для выполнения коррупционной составляющей своей службы они вынюхивали каждое возможное нарушение, не стесняясь использовать навыки народной психологической практики, быстро приобретаемые в этой хамской по сути службе...