Татьяна Ващаева (Шайбулатова)

Когда, шестнадцать лет назад, у меня родилась дочка, я начала вести дневник, в который записывала все, что мне казалось забавным: ее поступки, слова. Потом у меня родилась вторая дочка, и я продолжала вести эти записи уже про обеих девочек, а теперь, когда они подросли, я с удовольствием рассказываю и зачитываю им выдержки из этого дневника. Иногда они сами просят: “Мама, расскажи, как мы были маленькими!”. А еще писались стихи и рассказы, посвященные моим девочкам. 11 декабря 81г. Через три дня Аленке исполнится ровно 2 месяца. Она уже “агукает” и разговаривает со мной. Я говорю: “Агу?” Она отвечает: “Гу!” Я говорю: “ А-ле-на-а-а...

**** Училась я тогда в литературном институте, том самом, имени Алексея Максимовича. Первый курс. Весна. Первая сессия. Сдаем древнеславянский язык. А надо сказать, препод, замечательнейший специалист своего дела — Горшков. Но лекции читал так нудно и неинтересно… Встанет у доски и бубнит: глаголы в древнеславянском языке имели восемь времен: аорист, перфект, имперфект, имквамперфект…. (и т.д. ну, вы знаете). А сам указательным пальчиком, с упоением, помахивает, отсчитывая эти самые восемь времен глаголов. Стоило ему отвернуться, как я поворачиваюсь к соседке и дразнюсь: аорист, перфект, имперфект, имквамперфект…...

- Привет! - говорит он, приглаживая пушок на лысине и почесывая изъеденные молью крылья. - Боже мой! В каком ты виде! - Я сердито подвигаюсь на подоконнике, давая ему возможность протиснуться между мной и оконной створкой. - Ну куда лезешь на диван грязными ногами? И вообще, ты перышки чистишь иногда? - Кофе хочется... с коньяком...- он удобно устраивается, уложив подушки под крыла и ковыряет грязным пальцем в носу. - Ну и манеры! - я спрыгиваю с подоконника и тащусь на кухню, мысленно чертыхаясь. Через пять минут мы пьем чай из чашек - у него со щербинкой сбоку, а у меня без ручки, и мирно беседуем:...

Глаза зелёные горят мистическими угольками. - Мяу… - Кссссс…. Чего тебе? Смотрит подозрительно. Протягиваю палец. Осторожно тянется холодным влажным носом. Дотрагивается. Температуру что ли измеряет? Нюхает. Отворачивается. Пушистая мягкая нежность. Лапкой трогает мою ногу. Удвигается под стол. Поворачивается спиной, расстилает передо мной нервный хвост. Стол с хвостом начинает муркать. Мррррррр…. Трактор! Вот ведь. Молчу. Не реагирую. Хвост начинает подёргиваться. Прижимаю его босой ногой. Не сильно. Стоп. Тишина. Медленный и неторопливый, хвост выползает из-под ступни и исчезает под столом...

Легко поплакала на могилке. Бросила цветы на рыхлую землю: «Прощай, мамочка!» - и домой. Молодая, красивая, свободная. Каблучками по асфальту прицокивает. Хорошо. Одна теперь. В двухкомнатной квартире. Никто зудеть не будет, никто убираться не заставит. Теперь Сереженьку можно домой пригласить. Свечи, цветы, бокалы хрустальные, шампанское... К подъезду подошла и, головку скорбно опустила, глазки потупила, и быстро - мимо соседок, высиживающих последние новости на лавочке, под сочувствующие вздохи, проскользнула в двери парадного. И только в лифте улыбнулась облегченно: «Вот лицемерка!» А дома противно пахнет и непривычно тихо...

(Реальная история) Есть у меня знакомая постбальзаковского возраста. В меру весёлая, в меру хозяйственная, в меру разведенная. Как многие современные женщины – довольна своей свободой, но не теряет надежды встретить того самого, единственного, который «заветная половинка». Теперь завязка. Получает моя знакомая в один прекрасный день письмо по электронной почте. Некий Евгений из Германии, сообщает буквально следующее: «Привет =) Мне кажется, ты удивилась этому сообщению, просто я взял твой адрес на майлру и мне бы хотелось с тобой познакомиться. Я Женя, сам русский, но сейчас живу в Германии (мне 48), хочу найти русскую для создания серьезных отношений...

Хозяйка жила в комнате. У нее были и шкаф, и диван с креслами, и телевизор. А Васька жил на кухне. В моторе холодильника. Там ему было тепло и сухо. А еще у хозяйки был хозяин. Он приходил вечером, раздевался, шел на кухню ужинать. Васька в это время прятался, потому что хозяин тараканов не любил. Однажды хозяин не пришел. И потом не пришел. И еще потом тоже не пришел. Хозяйка стала мрачная, не варила щей, не подметала крошек. Васька осмелел. Выползал, шевеля рыжими усиками, ползал по кухне. Раз хозяйка не выдержала: - Тараканов поморить разве? - задумчиво сказала она. Васька обиделся: - Что это вы? Сначала приучили, а теперь морить? Нехорошо! Непорядочно...

Уговорились встречаться по утрам и учить друг друга науке полета и музыке. Уже через неделю Ангел легко подбирал на дудочке любую из знакомых мелодий, а Бо взмывал в небо без разбега и парил над лесом. Через две недели обоим это занятие надоело. «Вот ежели была эта дудочка моя, — думал Ангел — мне не надо было бы прилетать сюда каждое утро. Когда захотел, тогда и поиграл бы…» «А вот кабы были крылья совсем только мои — мечтал Бо, — я бы летал куда захотел…» В одно прекрасное утро сговорились они обменяться навсегда. Бо получил крылья, а Ангел заполучил дудочку и дом Бо. Так уж. Если у тебя крылья — живи себе в небе, а если дудочка — твои дом и лес и все вокруг...

Небо было синим и бездонным. В нем не было облаков, и в нем ничего не отражалось, только солнце слепило горячим светом, только Ангел парил в знойной синеве и, лениво помахивая крыльями, мурлыкал под нос песенку. Небо томилось от зноя, солнце жарилось, как глазунья на сковородке, Ангел лениво обозревал окрестности. Надо сказать, вид сверху открывался чудный. Бо сидел на лужайке и наблюдал за ангелом. Он вздыхал тяжело, покусывал травинку, почесывал грязной пятерней затылок и снова вздыхал. Бо мечтал научится летать. Он давно и безнадежно завидовал ангелу, парящему в небе. И, надо сказать, что ангел прекрасно знал о терзаниях несчастного Бо, но, подлец, делал вид, что ничего не замечает...

Часть 2 – Пап? – Алешка повертела головой. Сон. Это был только сон... Она сползла по деревянной лестнице – три ступеньки, и очутилась прямо перед бабушкой. – Доброе утро... – Доброе, Алешенька, поди в дом, я оладушков напекла, поешь, пока горяченькие... Пошла в дом. На одной ножке запрыгала вверх по ступенькам. Раз, два, три, четыре… она уже и забыла про сон. На столе тарелка с оладушками. Схватила один и, прям стоя, слопала. – А умыться? –мама вышла из спаленки. Схватила дочку в охапку и закружила. – Ах ты, Аленушка, Алешка моя... Стремительное утро стало полднем, пока они с мамой поливали помидорные кусты на огороде...

Часть 1 Сначала было совсем светло, потом чуть посерело, и проявились светлые точки. Вот и Большая медведица, она зачерпнула ночной черноты, да и выплеснула ее в небо, и сразу сделалось темно, но в этой черноте немедля проснулись остальные звезды. Заперемигивались, зашептались, тихо посмеиваясь, будто тысячи, нет, мириады стеклянных колокольчиков вразнобой рассыпали негромкий звон. Алешка лежала на старом матрасе, расстеленном на крыше дровяной сарайки (деревянная лесенка в три ступеньки), и смотрела широко на эти звезды. Чернота жаркой южной ночи обволакивала ее, обнимала за худенькие плечики, щекотала за пятки...

Часть 2. – Не боишься? Марьяна снова замирает, подняв смычок. Затем опускает его, зажав в кулаке, и играет пиццикато. Ну да. Я как будто вижу себя со стороны: взъерошенный, тощий, долговязый. Нервный. Но Марьянка ко мне снисходительна. Звуки падают глухими капельками. – А можешь сыграть любовь?.. Она ненадолго задумывается. – Я сыграю твою. Поднимает руки. Скрипка легко и чутко отзывается... Меня оглушает пронзительность боли. Красный ветер застит глаза. От боли перехватывает дыхание. И снова слезы. А я не стесняюсь. Они, как масло, смягчают мое сердце. Да, да, да... какая такая сила заставляет...