Dina Gainsborough

Барабан бьёт тревогу, Поднимает в дорогу От родного порога Своим пеньем труба. Если взрослые тру́сы Продают нас за бусы, Значит, время мальчишкам Выходить на врага.  Коль у власти предатель, Коли маршал наш спятил И врага приглашает За один стол с собой, Если некому боле Защитить нашу волю, Значит, время девчонкам Брать винтовки и – в бой. Наше старое знамя Истрепалось боями, Но всегда оно с нами, И в крови, и в пыли. Оно реет в полнеба, Цвета солнца и хлеба, Цвета алых закатов, Цвета черной земли...

Когда мы были ещё людьми, Мы изменить этот мир пытались, Мы воевали и не сдавались Перед лицом беспросветной лжи, Но как ни бейся, как ни кружи, Вас было больше. Мы оставались Опять без права, опять одни. Когда мы были ещё людьми, Мы жили верой в добро и разум, Но победить не могли ни разу, Вы отовсюду нас гнали вон, Другие нравы, другой закон Внушая нам, как святую фразу, И гасли в сумраке наши дни. Когда мы были ещё людьми, Мы осознали: не по дороге Нам и всем этим слепым, убогим...

В том мире ночь приходит на полгода, И цепенеет океан во льду. Там много звёзд на ткани небосвода, Но среди них своей я не найду. Там гордые рогатые олени Вдруг вспоминают: существует Бог – Он заставляет их сгибать колени, Чтобы добыть колючий мерзлый мох. Там стужа убивает всё живое. Там небо спит, и лишь порою в нем Вдруг возникает что-то неземное И полыхает призрачным огнем...

Как быстро взрослеешь во время болезни, Когда в тебе боль диким криком кричит! Ты молишь кого-то: пускай все исчезнет! Пускай боль утихнет, как ветер в ночи! Нет, нет, умирать ты не хочешь нисколько, И все ж умоляешь: пошлите мне смерть! Ведь боль причиняет проклятая койка И заживо ест тебя канцер, как зверь. Ты сутки не спишь, изнуряема болью, И плачешь, и воешь на сто голосов, И только когда тебе что-нибудь вколют, Ты сможешь забыться на пару часов...

Мне кажется, кто-то меня сочинил. На белой бумаге, в обычной тетрадке,  Меня он писал, не жалея чернил, И между страницами делал закладки. Судьбу мою создал он, словно роман, И именем Дина его озаглавил, А что там взаправду и что там обман – Читателям он разбирать предоставил. Наверное, очень он был одинок – Не дал ему Бог в этой жизни отсрочку. Реальных детей заиметь он не мог И, словно Снегурку, слепил себе дочку...

Снова вижу я сон и живу в этом сне. Он реальней, чем жизнь, и мучительно долог. Каждый раз меня ставят к облезлой стене И берут на прицел из армейских винтовок. В повторении этих кошмарных ночей Я сжимаюсь, очерчена замкнутым кругом, Вижу плоские лица своих палачей И читаю на них равнодушие кукол. Я уже привыкаю у стенки стоять, Перед каждым расстрелом устала молиться...

Я опять ухожу в дальний край на закате. За спиной – вещмешок, длинный посох – в руках. Чтоб проститься со всеми, мне жизни не хватит, И прочерчен мой путь высоко в облаках. Всё стихает вокруг, понемногу темнеет. Никому моих чувств не прожить, не понять. Я уйду на года по небесной аллее, Но вернусь в этот край непременно опять. Для прощания время мы выбрали сами, Но не жду я рыданий в горючих слезах...

В душном мраке полуподвала, Замурованная живьем, Леди Батори умирала На убогом одре своем. Корчи тело ее сводили И туманился болью взгляд. Понимала, что отравили, Что в похлебке был нынче яд. Она знала: ещё немного, И всё в вечную канет тьму. Нет, она не боялась бога И нашла б, что сказать ему. Нет, ничуть она не жалела, Тех, кого на угольях жгла, В чьих слезах омывала тело И чью кровь по утрам пила. Знала точно, расплата близко: Даже если господь простит, То сбежавшая камеристка Непременно ей отомстит...

Мы пришли сюда, чтоб побеждать Вашу косность, леность и бессилье. Что вы ждете? Мы устали ждать, Ведь у нас есть воля, ум и крылья! Это вам, бескрылым, жить во мгле, Ни о чем другом и не мечтая. Это вам век ползать по земле, Нам, крылатым, крылья подрезая. Но не сдержишь реку в берегах, Если наступило половодье. Прочь! Не смейте виснуть на ногах В миг, когда взлетаем мы к свободе! Прочь!...

А потом я стану травой… Тот закон придуман не нами. Дни – земля у нас под ногами, Время – небо над головой. В небе времени мы плывем – Кто как облако, кто как птица. Как умеем, так и живем, Но на землю, увы, спуститься Нам придется с тобой вдвоем… А потом мы станем травой… Это с каждым из нас случится. Что известно нам наперед? Завтра нет, есть вчера и ныне. Жизнь течет, как песок в пустыне, И не знаем мы, что нас ждет. Но мы знаем, что всё пройдет. А потом мы станем травой… Плачет мать об ушедшем сыне, А по матери плачет дочь… Вечно плакать – судьба людская...

Мой клан – древнейший на земле. Мы были, есть и будем вечно. Мы те, кто к вам придет во мгле, Когда вы дремлете беспечно. Мы те, кому дано вершить Над вами суд. Мы – гнев и милость. Мой клан решает, как вам жить, И насаждает справедливость. Вы в силу верите молитв, Для вас весь мир – лишь рая паперть, Но оскорбленная Лилит Нам первородная праматерь, Адаму равная во всем И днесь, и присно, и вовеки, А те, кто Евою рожден, Те на ребро лишь человеки...

Иду я не спеша  по сумрачной аллее. Хрустальна тишина,  и гаснет свет дневной. Да, осень – это я.  Мой кардиган алеет И дочь моя, Зима,  шагает вслед за мной. Я знаю, красота  моя ярка и лжива. За ней не жизнь, а смерть,  тоска, а не любовь. Все в золоте сады,  но золото фальшиво, И лишь рябины гроздь  напоминает кровь. Забудьте обо всем,  что думали вначале! Преобразится все,  что трону я рукой...