Истории странствующего рыцаря

Старая эта история. Когда-то, давным-давно, в одном большом городе жил маленький мальчик. И дружил этот мальчик с девочкой, которая жила от него далеко. Так далеко, что не ходят в тот край поезда, и самолёты не летают. Лишь письма доходят. А девочка рисовала. И в рассказах своих хвасталась мальчику, что всем своим друзьям на Новый год она нарисует открытки. И мальчик, по наивности своей, взял да попросил нарисовать и ему открытку. Таяли дни до праздника, как снежинки на теплом ветру. И день за днём мальчик проверял ящик свой почтовый. Но там было пусто.  Отгремели салюты новогодние, закружились как снежинки дни нового года, но почтовый ящик так и оставался пустым...

По зиме сорок первого, немец рвался к Москве, не жалея никаких сил. Ванюшка, сидя на пустом ящике снарядном, оглаживал ладонями снаряд для сорокапятки, и думу думал грустную. Небо, ставшее к ночи бесцветным, почти сравнялось с серым от гари пороховой снегом. Только что похоронил он сибиряка Петровича, лихого наводчика. Но сколь точно не наводи, в лоб панцирей четвертых не пробьешь. То Петровича и сгубило. И немец не промахнулся. Положило всех, а Ваню только оглушило да в снег откинуло.  Снаряд был последний...

В одной деревне на Орловщине, у тропы меж двух деревень, рос цветок странный. Куст его был невзрачен и дымчато-зелен от постоянной грязи, что летела на него с дороги. Листья его, похожие на длинные пальцы человеческие, иглами оканчивались острыми. Чтобы не хватали все кому не лень, жопу подтирать. А цветы его, с сиренью бархатной цветом схожие, таили в себе изящную красоту тончайших росчерков лепестков. Но не привлекали те цветы взоров дев деревенских, по летнему дню букеты собиравших, им поярче цветы были надобны...

В одном тихом городке,  название которого мало кому было известно, в семье инженера и учительницы, родился в тысяча девятьсот восьмидесятом году мальчик, которого назвали Вадимом. Он был очень болезненным, и мать, особенно после того, как отец ушел от них, а это случилось в восемьдесят седьмом, всячески оберегала и опекала Вадюшу. Мальчику хотелось гулять - но гулять было нельзя, малыш же мог простудиться. Мальчику хотелось велосипед, но и это было нельзя - ребеночек же обязательно бы расшибся...

- Ненавижу когда меня тянут в свой рай, не спросив моего согласия. Лучше уйди сам, я не хочу тебя прогонять! - Маша выкрикнула эти слова в лицо Кольке, стоявшему на пороге её квартиры и смотревшему на неё как преданный щенок. Он потянулся, чтобы снова поцеловать её, но она лишь захлопнула перед ним дверь. Дойдя до кухни, она закурила, и устроившись с ногами на подоконнике, задумалась. На Кольку, сидевшего во дворе на качелях, и наивно ждавшего, что она всё же выйдет к нему, Маша не смотрела. Она не хотела чувств, которые он таки смог в ней пробудить...

Холодной осенью, гулял в парке городском мальчик. И было ему грустно. И смотрел он, на небо тусклое, на деревья обнажающиеся, листву свою на сыром ветру теряющие. И на речушку быструю, между камней петляющую. И видел мальчик на берегу листья. Большие и сильные листья кленовые, слабо и безвольно тем не менее шевелящиеся в дыхании ветра. И захотелось мальчику странного. Подобно рыцарю из сказок про времена древние, на одно колено опустившись, подобрал он один из кленовых листов. Огладил его тепло и бережно, и заиграли его пальцы тонкие, аккуратно, и точно из листа того кораблик складывая...

Рос в лесах тульских дуб. Крепок он был, ветвист. Многое видел дуб - и войну он пережил, и смену стран - ведь дереву же, по сути, неважно, что за страна вокруг.  Дерево просто растёт. Был дуб мудр, да недалек. Не представлял он даже, что будет дальше.  А было прозаично. Очередной зимой, при лесозаготовке, спилили дуб под корень, да на поленья-дрова порубили. Все свойства дерева-дуба сохранившие. И распродали. Попал полешко дубовый, мудрый, да с трещиной глубокой посереди, в дровницу деда Гены, большого ловеласа...

В одном сером-сером городе, в котором никогда не бывало цветов, на улице с говорящим названием Пустынная, жил в изоляции старый художник. Давно уже он утратил веру во вдохновение, но чувствуя, что дни его сочтены, решил создать что-то такое, что после смерти его жить останется. Хотя и не представлял что. В сером городе никогда не было красок. Но вот мела и угля всегда было в достатке. И потому цветов в распоряжении художника было два. Черный и белый. Прохладный майский день прошел в работе, художник...

Однажды, холодным майским вечером, когда отшумела-отыграла последняя гроза, Пётр Иванович обходил свою старенькую избушку, что построена была еще отцом его отца, в крохотной деревеньке, затерянной между Дмитровом и Посадом Сергиевым. Перемены погоды и возраст, а исполнилось Петру Ивановичу в тот год семьдесят, неприятно давали знать о себе. Ноги едва слушались, сердце стучало, казалось, всё тише и тише. И всё чаще и чаще старик коротал вечера, а то и дни, сидя в кресле около натопленной своими руками печки...