Декабрь | Стихи

Назови мне причины, ведь я не пойму, зачем эти дымные ночи, истерики на плече, удаления прочь с возвращением поутру — ты скажи мне, зачем, и я сразу тебя сотру из своих дневников, из тернистых своих путей, из тяжёлых ночей с пробуждением в пустоте, из написанных строк, неотправленных смс, из моментов «вчера», что зависли в «сейчас и здесь». Расскажи мне, зачем ты уходишь не насовсем, оставляя меня в этой спутанной полосе, где неясно, кто ты, а кто я, и где были «мы», или был я один с пережитками...

Этот город пронзён ноябрём до крыш, все дороги ведут в белоснежный сон: в нём ты снова со мной до утра не спишь, в нём судьбы не вращается колесо; мы идём по дворам, нам на плечи — снег, а в наушниках звуки "my valentine"... в нём мы не расстаёмся в моей весне, в нём меж нами нет ни границ, ни тайн. Всё так просто — в моей есть твоя рука, ты смеёшься, а я на тебя смотрю. Мне с тобой вся печаль моя так легка, и с тобой я скучаю по декабрю: жду его, как и ты, чтобы был уют и зима проводилась уже не "без"; я иду домой — ведь меня там ждут, я иду домой...

Я выбрал тьму, куда бы я ни шёл, и мне уже ни выбраться, ни сдаться. Однажды к свету выбравшись душой, увидел я, как крошатся на пальцах осколки неприкаянной любви, что маялась в бессилии и муках. И боль — моя до гроба визави — вдруг стала мне лекарством многоруким. В своей судьбе я врач и пациент, но путь к выздоровлению прервался. И правда, что всегда была в цене, теперь не оставляет мне ни шанса. Так хочется однажды мне взмахнуть невидимым крылом подбитой птицы, но двигаюсь стремительно ко дну, и по ночам всё чаще мне не спится...

Мы выбираем, какой же нам крест нести. Мы выбираем, любить или быть любимым. В этот период, когда наш язык на «ты» снова запнётся — мы всё же стоим на мине. И за секунду до взрыва пора бежать, а сквозь недели — лететь к своему покою, пусть хоть и горечь, и память ещё свежа, — внутренний свет покрывалом всегда укроет. Тысячи вёрст и любовей ещё спустя, сотнями вер и надежд поизранив спину, будем всё так же заглатывать дым в затяг, только отныне свой горестный храм покинув; даже оставив возложенным...

Я пытаюсь вливаться в ритм — ничего хорошего, только серость и давность ушедших навечно дней. Все слова о любви — это слишком смешно и дёшево, ведь уже ничего не способно стоять за ней. Можно много сказать — не простого и не досужего, и себя показать лишь с начищенной стороны. Ведь слова и поступки сначала тонки, как кружево, а иные мотивы становятся нам ясны уже после, когда тёплый воздух пропах циничностью и совсем не понятно, ведущий ты здесь, игрок...

... А она тебе — как январский снег, а она тебе — как июльский зной. Это всё случается, как во сне, где себе ты скажешь, мол, «не со мной». «Не со мной случается этот взрыв, не со мной секунды текут, как год». Не с тобой она говорит навзрыд, не тебя считает за своего. Ты за ней идёшь и в огонь, и в лёд, а она тебя всё зовёт туда. Ты ещё надеешься на тепло, ну, а холод временный — не беда. Может быть/когда-нибудь/через год, может быть/когда-нибудь/(никогда)... может, всё же станешь за своего, может, если больше себя отдашь? А она берёт, не жалея слов, а она бежит от тебя, смеясь...

Я бы дал тебе жизнь, чтобы позже отнять клинком, чтобы стоимость боли осталась тебе знакома, чтобы сквозь лабиринт из предательств, тоски и комы ты прошла, как и я, наплевав на любой закон. Я бы дал тебе жизнь, чтобы после её забрать. Чтобы ты понимала отчаянье тёмной бездны, чтобы больше всего ты хотела за миг исчезнуть от одной только лжи, что я муж тебе, друг и брат. Я бы дал тебе жизнь, чтобы ты ощутила смерть. Чтобы знала о страхе точнее, чем скажут фильмы, чтобы эта любовь оказалась настолько сильной, что на прах от неё было больно тебе смотреть...

Миллионами слов всё никак не дойду до истины, миллиардами просьб не заставлю тебя кричать. Знаю только одно: мне бы выстоять, всё же выстоять, не держась за тебя, как за жертву и палача. Сколько раз ты меня смертной казнью лишила честности, — столько раз я тебя в своей памяти оправдал. Мои чувства к тебе скоро станут золой, и без вести пропадут. Пропадут. Не останется и следа. Только строки мои всё же будут покрыты ранами, что остались внутри, как ещё один мезальянс между тем, кем мы были, и кем бы, увы, не стали мы...

Эта жизнь — как неправильный, стёртый до дыр сюжет, где любовь не живёт на каком-нибудь этаже, а бросается в ночь по дорогам и по дворам, собирая в себе пару писем и сотни драм. О такой не напишут. Не снимут о ней кино. Ведь усталые пальцы нащупают, где темно, но совсем не почувствуют то, где давно болит, где вся горечь и мука со всех уголков Земли. Там никто не герой. Никого не спасут, но ты, убегая к несчастью от въевшейся пустоты, за минуту ослепнешь и примешь любой исход, слишком поздно поймёшь,...

Мне говорят не падать. И я стою. Центром Вселенной твоё нарекаю имя, что зазвенит, подобное хрусталю, в ясных глазах, что готов я назвать своими. Мне говорят держаться. И я держусь. Не на плаву — за тебя, за возможность слиться телом с душой, и обратно. Глубокий шум, что от любви, осыпается на ресницах. Если моргнёшь (лепестками цветущих роз), я задержу этот взгляд, словно фотоплёнкой. Всё это снится мне, или совсем всерьёз? Эта материя кажется слишком тонкой, как бы её ни хотелось объять в словах, и запечатать в душе насовсем, навеки...

С ней легко говорить о высоком и ни о чём, с ней спокойно молчать и не страшно негромко петь, и боишься её потерять не в себе — в толпе, и готов для неё быть и спутником, и врачом, и заботливым другом, и тем, кто сильнее слов, и охранником чувств, и горчинкой на языке. С ней становишься тем, кем ещё не бывал (ни с кем), и, какой бы тяжёлый ни ставил себе заслон, с ней так хочется быть, чтобы вновь об одном дышать, об одном говорить, размышлять и одно любить. С ней становится чистой и светлой моя душа, когда прячу её в тёмно-синей своей глуби...

Осталось немного — всего-то прощаться, легко, осторожно, на кончиках пальцев тебя оставляя — стараясь оставить, себе на дорогу и горькую память. Ты пахнешь вокзалом, дорогой до дома, где старое небо уже не знакомо, а в новом ты дрожью моей без остатка внутри растворишься. Бегу без оглядки, бегу и кричу, что я боли не знаю (на деле в себе, как дитя, пеленаю), а цели побега не вижу впервые, и шансы на счастье — уже нулевые. И шансы спасаться, и чувство покоя, и нежность, что...