Быль и небыль

Гном Эльбрус сильно торопился. День уже клонился к вечеру, а он так и не добрался до нужной поляны. Еще бы! С такими короткими ножками не то что до поляны, из класса в класс дойти не успеваешь! Эльбрус сердито пнул горку замшелых камушков, сложенных у тропинки. Из-под них с громким писком прыснули во все стороны блестящие хошки. Эльбрус подхватил одну, самую большую, оторвал шершавую черную лапку и откусил сразу половину. М-м-м, на вкус как изюм! Издалека донесся колокольный звон, и Эльбрус вздохнул: времени оставалось всего ничего...

– Мяу... – Ну сейчас, погоди... – Мяу. – Да тихо ты. Не мешай. – МЯУ! – Ты не видишь? Я занята! Барс, не будь свиньей. Очередной гневный вопль скучающего кота заглушил щелканье приходящих сообщений. Катя еле успевала переключаться с одной беседы на другую, обсуждая и вопросы по работе, и болтая о жизни с двумя друзьями. Не могла же она просто взять и пойти играть с котом! Даже если он изнывает от скуки – ничего, потерпит. Животное неглупое – понимает, что у людей есть свои дела. Скрежет, донесшийся...

Морозный воздух холодил лицо, щеки успели онеметь, ресницы — покрыться инеем. Пальцы, сжимавшие руль, постепенно теряли чувствительность, и Артем в который раз подумал, что кататься на велике в такой мороз было не слишком хорошей идеей. Но что поделать, если только так получалось избавиться от печальных мыслей? …Светка, не прощаясь, громко хлопнула дверью, и Артем, чертыхнувшись сквозь зубы, бережно подобрал с пола потрепанную тетрадь. Неизвестно, кому из них досталось сильнее — ему самому или исписанным страницам, сейчас безжалостно смятым...

Свет лампы бил по глазам, Брайан сощурился и отвернулся. Слух улавливал тихие шаги, металлическое звяканье инструментов, переговоры вполголоса. До операции оставались считанные мгновения, и Брайан невольно сжал кулаки. Главное сейчас – не думать о плохом. Что, если все пойдет не так? Что, если... – Все готово?.. Растворы проверьте… Начинаем?.. Начинаем… Врач склонился над столом, загородив лампу; в стеклышках его очков Брайан рассмотрел свое отражение: бледное, чужое, непривычно вытянутое  лицо – покрасневшие веки, расширенные зрачки,  сплошь поглотившие голубую радужку...

…Раз-два-три-четыре-пять, Будешь, будешь, будешь спать… Шепот звучал отовсюду. Серые плиты платформы, резная ограда, ровные ряды деревьев — казалось, все они монотонно повторяют слова. …Раз! Андрей шагнул вперед, споткнулся о шпалу и чуть было не полетел носом в землю. …Два! Два рыжих огня прошили туманную даль, и теперь неумолимо приближались, становясь все ярче и ярче. …Три! Три раза спрашивал он себя, что делать. На третий – решил. …Четыре! Четыре утра — самое время для осуществления задуманного...

Дождь стучит по крыше, вода собирается в ручейки, стекая вниз мутными струйками... – Джонни! – Иду! Тетка ворчит, сердится – недовольна, что Джонни так долго нет. А он всего лишь спускается с чердака, где сидел все это время. Там – на чердаке – темно и тихо, там уютно. А летучие мыши – те и вовсе его друзья! Они сами ему сказали. – Беги на мельницу, возьми мешок муки! – говорит тетка, вытирая жирные руки о засаленный фартук. Когда-то он был новеньким, с цветочными узорами, но сейчас узоров не видать, ткань покрылась копотью и сажей...

Я не могу вспомнить точно, но мне кажется, будто роман наш начался много лет назад. С того момента, как я стал осознавать самого себя, с тех самых пор, как научился отличать сон и явь. И казалось мне, что любовь эта – первая и единственная. Да, признаю, отношения наши не всегда были хорошими. В далекие детские годы, наполненные радостью новых открытий и свершений, я недооценивал важность твоего присутствия в своей жизни. Иногда мне казалось, что у нас нет ничего общего, иногда я, скажем прямо, ненавидел...

Вадикова макушка в который раз легонько ударилась о стекло. Водитель покосился на санитара и укоризненно поцокал языком. — Третьи сутки пошли, сменить некому. Бардак, — буркнул Александрыч, взглянув на часы. — Только пришел, и уже… — А пускай привыкает, — отозвался водитель. — Так, нам сюда? — асфальт перешел в проселочную дорогу, машина то и дело подпрыгивала на ямах и ухабах. Ряд столбов за окном сменился буйной зеленью. — Ну и дебри… Я думал, тут поселок какой, — проворчал водитель, недовольно поглядывая на навигатор...

Кеды вымокли, и ноги начинали неметь от холода. Ледяной мартовский снег больно колол щеки; Катя наклонила голову как можно ниже и торопливо зашагала к остановке. Замызганный автобус, набитый под завязку, подъехал почти сразу. Катя втиснулась внутрь, балансируя на крайней ступеньке и параллельно отыскивая в кармане мелочь. Окатив стоящих на остановке каскадом талой воды, автобус тронулся с места. Катя прижалась носом к грязному стеклу и заплакала. *Неделей раньше* На шаткой скамейке, что располагалась прямо напротив подъезда, их было только двое...

Сэм оглядывал бар и протирал стаканы засаленной тряпкой. За угловым столиком собрались аргонианцы. Их бульканье и щелканье становилось все громче и громче, посетители беспрестанно оглядывались на них, но замечания делать не решались. Один из громиаков поднялся было, но тут же сел на место, наткнувшись на три ряда оскаленных зубов. Видимо, прикинул, что наличие собственных конечностей на их привычном месте важнее пресловутой тишины. Сэм протирал стаканы и оглядывал бар. Мэгги ловко пробиралась между столиками и расставляла тарелки, стараясь не перепутать заказы...

– Скоро им понадобится еще больше энергоресурсов, – Игорь решительно защелкнул застежку жилета и подхватил автомат. – Да, кстати, ты идешь сразу за мной, – напомнил он Вадику. Тот фыркнул в ответ, насмешливо сощурив раскосые глаза. – Ли, ты понял меня?! – Да, понял, – он затянул слишком широкий для него пояс и поправил шлем. – Пойдем уже. – Не так быстро. Сначала перечисли нам основные правила поведения наверху, – осадила его Диана. – И вы заодно вспомните, красавцы! – кивнула она остальным. Вадик...

В аудитории ярко светили лампы: поднимешь голову – ослепнешь. Эд второй час стоял у доски, попеременно глядя то на слайды, то на комиссию. Часы показывали полдень, когда он, наконец, закончил свою речь. Выдохнул. Очень хотелось сесть, а лучше – лечь. — Вы издеваетесь? — Грандман наклонился вперед, тяжело опираясь о стол. Подбородки его при этом гневно затряслись. Остальные члены комиссии укоризненно покачали головами. Как фигурки-собаки в машинах – пусто и бестолково. Любопытно – живые они или клоны? Замерли рядком, одинаково старые и одинаково скучающие...